Мой сводный враг - Эмилия Грант Страница 35

Еще бы, сегодня ей не пришлось как-то по-особому наряжаться, Ягодка не получила особых инструкций по поводу своего поведения и сейчас чувствует себя растерянной. Но все просто, Альбина Альбинина не относится к миру высокой моды среди светских львиц столицы, она, скорее, творческая богема, работающая с нетипичными клиентами. И уж не знаю, как мать Ягодки ее нашла, но судя по тем эскизам, что я видел, у нее есть вкус.

– Меня зовут Альбина, – женщина протянула руку Олесе, и та растерянно ее пожала. – Давайте я покажу вам, с чем обычно работаю.

– Просто будь собой, не парься, – шепчу я Ягодке на ухо, когда швея уходит чуть вперед. Меня почти в ту же секунду долбануло током от ее волос. 

– Обычно над каждым нарядом я работаю в среднем полгода. Для меня мои работы как произведение искусства, мне надо поймать их настроение, их цветность… – щебечет Альбинина. – Прежде чем приступать, я стараюсь хорошенько узнать клиента, понять, что он хочет. Работаю без подмастерья… мало кто в нашей сфере является по-настоящему творческими людьми, а не ремесленниками, которым лишь бы бабок побольше срубить. Вот этот наряд мой самый первый, – Альбинина подводит нас к остекленной витрине и показывает лиловое свободное платье до колен. Ничего особенного, как по мне, но у Олеси аж взгляд загорается при виде наряда. – А это… о, над этим платьем я начала работать буквально пару недель назад. Его будущая хозяйка очень приятная женщина, я очень стараюсь сделать свадебный наряд хоть немного похожим на нее. Таким же ярким и искренним!..

Бинго! Вот оно! Нежно-бирюзовое платье ниже колен, чуть приталенное, с темно-синей вышивкой на лифе. Оно мало походит на свадебный наряд, но «Ларочка» вчера говорила что-то про возраст и про то, что не хочет выглядеть как торт. Невыносимый вечер. Пожалуй, Олеся бы хоть как-то его скрасила, но вместо этого пожелала компанию подруги.

Стоп… А точно подруги? Может, она к этому своему плешивому рыцарю Ивану-дураку поехала?

От этой мысли меня накрыло новой волной злости.

– Артем, может, не надо? – с сомнением прошептала Ягодка мне на ухо. Она случайно коснулась мочки моего уха губой, и от этого невинного жеста меня аж в дрожь бросило. Фак, да что со мной? Веду себя как болван, да и чувствую не лучше.

– Надо, – ответил я, отстраняясь чуть дальше.

Надо спустить пар. Дело приобретает совсем плачевный оборот, не хватало только влюбиться в свою пока еще сводную сестру. Позабавиться с девчонкой – окей, провести время – без проблем. Но… но все остальное как-то слишком.

– Отвлечешь ее? – спрашиваю, даже не вслушиваясь, что именно продолжает говорить Альбина.

На лице Ягодки прямо-таки написано сомнение, но она закусила губу и кивнула.

Благо, платье повернуто лицом к входу. Если ливануть клея на заднюю часть, то это не сразу будет заметно. Да и в этом творческом хаосе никто не сможет даже вообразить, что все это проделано специально. На вытянутых вдоль стен столах столько всякого барахла насыпано, что есть вероятность, что найдется там пару баночек клея-пва. Вроде тех, что принес я.

Олеся выходит чуть вперед, подходит к очередному платью, выставленному в противоположном углу и делает вид, словно к чему-то приглядывается.

– Ой, как интересно, а что это за камни? – спрашивает она.

Мгновение, и мой пва уже на платье. Пару шагов, и я рядом с Олесей. Как говорится, мишн комплит. В этот же момент у Ягодки звонит телефон. На экране отражается фотография ее матери.

– Да мам? Да ничего, а ты? – тихо отвечает Олеся. Затем вдруг замирает, ее глаза испуганно расширяются. – Уже?!.. Но четверг… Я перезвоню.

Все это происходит буквально в пару мгновений. До меня сразу доходит, из-за чего именно Ягодка так испугалась.

– Простите, пожалуйста, – поспешно бормочет она. – У нас ЧП, нам надо бежать.

Она сама хватает меня за руку и тянет к выходу.

Замирает у лифта. Я практически слышу, как сильно бьется ее сердце. Еще бы, лифт двигается наверх и мигающие цифры сообщают, что до нас осталось буквально пару этажей.

– Пойдем, – хрипло выдыхаю я и тяну ее к ближайшей двери, на которой висит картонная табличка «выход на крышу». Дверь поддается, и мы оказываемся на полутемном лестничном пролете. Олесю трясет. – Тшшш…

Я неловко прохожусь рукой по ее спине, но одергиваю руку. Сам я даже осмыслить не успел то, что произошло.

– Подождем наверху, – уверенным шагом направляется к лестнице.

– Артем, – тихим голосом окликает меня Олеся. – Нам само провидение показывает, что мы делаем что-то не так! Дважды! Понимаешь? Дваж-ды!

Я слышу назревающую истерику и глубоко вдыхаю. Этого еще не хватало! Поспешно спускаюсь со ступеней и подхожу к девушке. Она смотрит не на меня, скорее, перед собой. Глубоко дышит. Вижу, что у нее трясутся руки.

– Иди-ка сюда, – все же обнимаю ее, глажу по голове. Чувствую уже привычный и какой-то родной запах земляники, но в этот раз не испытываю возбуждения, только грусть. Что ж у нас все через жопу? – Перестань. Помнишь, мы хотели, чтобы на плохие знаки обратила внимание твоя мама, а не ты сама.

Тело Олеси напряжено. Как там обычно в книгах говорится? Словно натянутая струна, во! Внезапно плечи дрогнули, будто девушка всхлипнула, а она сама как-то обмякла. Подалась вперед и лицом вжалась в мое плечо. Ох, Ягодка, все будет хорошо. Мы все сделаем так, как нужно.

– Пойдем, – я не хотела останавливать этот момент, но слишком хорошо понимал, что позволь я ему задержаться, все бы вновь пошло по всем известному эротическому маршруту.

Но вместе с тем я взял ее за руку и все же потянул наверх. Буквально пара десятков секунд, и мы с ней оказываемся на ровной крыше. У выхода из здания стоит покоцанный временем и ветром диванчик, невыский стол. Поодаль виднеется мангал и низкий шкафчик. Видимо, местный творческий офисный планктон периодами выбирается наверх пожарить шашлыков.

На Олесе лица нет. Взгляд кажется таким безжизненным, что мне хочется хоть как-то ее растормошить.

– У нас с отцом никогда не было близких отношений. Я думаю, ему на меня плевать, – внезапно произношу я. Внезапно, потому что в голове всплывает недавний вопрос Олеси, но я не чувствую необходимости на него отвечать, просто отвечаю. – Мы с ним никогда толком и не разговаривали.

Олеся поднимает на меня удивленный взгляд, чуть хмурится, но молчит. По всей видимости, знает, что скажи она хоть слово, я не смогу продолжить. Уж слишком жалким я себя чувствую, когда рассказываю об этом.

– Родители развелись, когда я был мелким, ходил в начальную школу, – продолжаю, присаживаясь на диван и утягивая Олесю за собой. Она была настолько мягкой и покладистой, что если бы я захотел воспользоваться случаем, она бы поддалась. Вот только я не стал. – Впрочем, ничего удивительного. В последние два года их брака мать часто пропадала где-то, я ее почти не видел, да и отец днями и ночами пропадал то в офисе, то на каких-то встречах. Меня воспитывала сто пятьдесят пятая нянька… У меня много нянь было, но сейчас я имени даже одной не смогу вспомнить. А потом мама уехала. Напоследок сказала только чтобы я вел себя хорошо и слушался отца. Хер знает, зачем она так сказала, ведь знала, что отцу до меня дела нет. В лучшем случае я видел его пару раз в неделю, и то максимум на час-два. Причем эти пересечения были в тягость обоим. Он толком не знал, о чем со мной разговаривать, а у меня не было никакого желания говорить с ним. Вот скажи, твоя мама знает, какой твой любимый фильм? Или музыкальная группа? Какой цвет ты любишь, а какой нет?