Бегляночки и розочки - Надежда Нелидова Страница 3

В «Модном приговоре» Эвелина Хромченко подала очередную крылатую фразу, вмиг загулявшую по стране:

– Плоская подошва в обуви – признак домохозяек и олигархов.

– … И ещё – длинноногих женщин! – с превосходством парировала Тая, вытягивая свои нескончаемые ноги и шевеля узкими балетными ступнями. Она могла себе позволить носить туфли без каблуков и вызывающе перечить главному эксперту моды. Потому что с возрастом у женщины меняется всё: характер, лицо, кожа, волосы, голос… Только длина ног никуда не девается: ни убавить – ни прибавить.

Это нынче ногами от ушей никого не удивишь. А в годы Таиной юности они были редкостью. Муж, будучи впервые допущенным к телу, в первую очередь бросился целовать её ноги. Утолив страсть, признался: «Сначала влюбился в них, а потом уже во всю тебя».

Впрочем, штамп о замужестве из Таиного паспорта быстро исчез. Одним знакомым она кратко ответила: «Не сошлось». Другим: «Не склеилось». Третьим – «Не срослось». Тая не была болтлива и не нуждалась ни в чьей жалости.

Полюбила дождливыми вечерами ходить на вокзал. Там царил особый уют неустроенности: все мечутся либо потерянно сидят на чемоданах. Все немножечко пришиблены, как маленькие заблудившиеся дети. У всех временно выбита почва из-под ног, все выдернуты из привычных мирков. Это состояние было близко Таиному душевному раздраю.

Но все, в конце концов, с облегчением вернутся домой, в тепло родных стен. Устало распакуют чемоданы, сядут под уютный жёлтый или зелёный абажур, заварят чай. А значит, и у Таи всё утрясётся, и она однажды причалит к пристани под названием Семья.

У Таи – ноги, у соседки Софки – носик.

Как бельевая пуговка с двумя мелкими дырками, он был защемлён упругими щёчками, похожими на подушечки-думки. И шествовал по жизни этот Неунывающий Вздёрнутый Носик, не смотря ни на какие невзгоды. Главная из которых – пьющий муж. С первой брачной ночи он колотил и тряс Софку, как спелую грушу.

Корешам во дворе рассказывал, как приятно бить бабу: кулак погружается в тело, будто в мягкое упругое тесто. Разгорячаешься, входишь в раж, возбуждаешься – от кайфа прям в штанах встаёт, ей-богу. Кровь ударяет в голову – и ты, сопя, сладко постанывая, дубасишь её, толстомясую сволочь – не в силах оторваться, пока не оттащат.

Им ведь, бабам, и не больно, поди… Как сквозь подушку. Вон, его Софка от побоев только пухнет да добреет. Похнычет для вида, утрёт юшку – и потопала доить свою корову, такую же рохлю и дуру толстую, как она сама.

Все боялись Софкиного мужа и не вмешивались в семейные дрязги. Он недавно отсидел и вынес с зоны непонятные, опасные ругательства. «С-с-скотобаза!» – процедит сквозь красную сочную губу. Или: «Г-г-голубятня!» Ёмко, смачно, вроде не матерно – а жутко.

Приходил участковый, журил, составлял протоколы. Прописывал штрафы, за которые Софке же и приходилось платить. Она была подёнщицей, убиралась по чужим домам, помогала в огородах, не отказывалась от самой грязной работы.

На робкие попытки Софки подать на развод и на раздел дома – муж кратко обещал: «Убью». Он не врал: его родной брат подкараулил жену, которая выходила из мирового суда – и пырнул «розочкой». Дали семь лет, отсидел пять. Дети – в детдоме, жена – в сырой земле. Софке очень не хотелось в сырую землю.

Поколотит муж – корова Дочка её мокрое, солёное от слёз и кровоподтёков лицо тянется облизать. Раздув ноздри, шумно, жарко, влажно выдохнет: «Ф-фух! Терпи, хозяйка. Такая наша женская планида».

Софка доила Дочку, из молока сквашивала сметану, откидывала творог, топила в печи вкуснейшую ряженку, била домашнее мягкое масло – всё на продажу. Тем и жили. Корова была молочная, молоко давала жирное, сладкое, вкусное. На него образовалась очередь из соседей и дачников.

Тая в Софкиной молочной очереди по праву стояла первая: ближняя соседка. Это она была в курсе бурных соседских разборок, она бесстрашно оттаскивала разъярённого мужика от растрёпанной Софки. Несмотря на Софкины мольбы не делать этого, вызывала участкового. Шумела на него: «Толку от вас, даром, что в фуражках. Женщину защитить не можете!»

Как ни странно, Софкин муж побаивался единственного человека на свете – Таи.

Итак, я уже говорила, ничто не влияет на длину женских ног. Ну, разве что с возрастом их может попортить полнота и варикоз. Полнота длинноножке Тае не грозила, а вот вены… Под некогда шёлковой кожей точно прошли тяжёлые бои: бугрились лиловые окопы и рытвины, переплетались причудливые голубые ручейки. Некрасиво и очень больно. Сказывались 25 лет работы на ногах – Тая работала парикмахером.

Она отыскала адрес столичной клиники, где ногам возвращали былую красоту. Убирали уродливые вены и даже отяжелевшие с возрастом коленки подтягивали, ушивали – делали гладенькими, девичье-лёгкими. Операция стоила денег.

На глаза попалась реклама кооператива «Народная касса «Выручалово». Ею пестрел весь город, все придорожные баннеры, все газеты. Хорошие проценты – и название какое хорошее, забытое, надёжное. Из советских бескорыстных времён, где человек человеку был друг, товарищ и брат, выручал последней копейкой.

Тая сняла со сберкнижки, унесла в кооператив всю сумму. Стала ждать: когда накапает обещанная денежка, и когда подойдёт очередь на операцию к знаменитому столичному доктору. Она только ему решалась доверять свои выдающиеся ноги.