Моя невинная девочка - Екатерина Орлова Страница 3

– Давно?

– Эм—м—м, неделю назад было собеседование. Сегодня первый день.

Я киваю.

– Имена?

– Иван, – отвечает один.

– Виталик, – отзывается второй.

– Макар, – называю свое имя и подхожу к ним, пожимая по очереди протянутые руки. Перевожу взгляд на девушку. – А ты кто?

– Она в наушниках, – отвечает Иван.

Я подхожу ближе и тыкаю указательным пальцем в полушарие упругой попки, краем сознания отмечая ее соблазнительность. Трахнул бы, но на работе ни—ни. Обладательница попки резко выпрямляется, протаранивая головой тумбочку, и мы все, как по команде, кривимся, потому что слышим сдавленное шипение с ее стороны. Девушка хватается за ушибленную часть и наконец полностью выравнивается и поворачивается ко мне лицом, одновременно с этим вытаскивая наушники из ушей, потянув за проводок. Не надо! Отвернись! Да за что все это на мою грешную голову?! А ведь бабушка говорила, что боженька накажет меня за то что «пипиську теребонькаю». И наказывает, причем самым извращенным способом.

– Какого черта ты здесь делаешь? – привычно рычу на эту блондинистую маленькую ведьму, уже хватая ее за локоть и волоча в свою пещеру… в смысле в кабинет. Она пытается вырваться из моей хватки, но у нее ничего не получается, кроме как семенить за мной на каблуках и возмущенно раздувать ноздри.

Я завожу Соню в кабинет и захлопываю за нами дверь. Она тут же окидывает взглядом помещение.

– О, а тут я еще не была, – произносит она и пытается сделать шаг в сторону, но я резко торможу ее.

– Еще раз спрашиваю: что ты здесь делаешь? Я же уже поставил экзамен. Что еще ты хочешь?

– А, ну так меня Никита Сергеевич… то есть, Никита… нанял стажером на все лето.

Засранка нагло улыбается и задирает подбородок. Снова смотрит с вызовом, а мне хочется… Ох, блядь, мне просто хочется. Я делаю глубокий вдох, и это снова мимо кассы, потому что ноздри тут же заполняет легкий соблазнительный запах. Вот как она это делает? То на парах меня изводила, теперь вот на работе. А, ну да, еще и дома побывала.

Я распахиваю дверь и киваю Софье на выход.

– Иди.

– Вот так просто? – спрашивает она, как ни в чем не бывало.

– Софья, покинь мой кабинет.

– Ладно, – тянет она, выходя за двери. – Кстати, я ваша рабыня на целую неделю, – бросает негодница и, виляя задницей, идет в общий кабинет.

Моя рабыня на неделю. Ох, блядь, ну неужели мама девочку не научила не разбрасываться такими фразами в адрес голодных взрослых дяденек? Я же и порвать могу. В свете моих подозрений о девственном статусе этой юной соблазнительницы, слово «порвать» обрело новый смысл. Я крепко сжимаю челюсти и вылетаю из своего кабинета, готовый порвать сейчас единственного человека – своего друга Никитоса.

Врываюсь в кабинет Никиты и с порога рычу:

— Королев! – За мной с грохотом захлопывается дверь. Оба моих друга и деловых партнера сидят, развалившись в креслах, у стола Никиты.

— Ого, у тебя рожа красная, — выдает Рома, и я даже начинаю задыхаться от его пренебрежительного тона.

— Это ты принимал Соню на работу? – я нависаю над столом Никиты, упершись в него кулаками. Роман отъезжает немного в сторону.

— Соню? Какую Соню? А, Софию Силантьеву? Ну я, а что?

— Уволь ее!

— С хера ли?

— Блядь, Никитос, просто уволь, мужик.

— Та не—е—е, — тянет Рома. – Так не пойдет, Макар. Девочка тут свою очаровательную задницу надрывает с понедельника. И надо сказать, отлично справляется. Умненькая, исполнительная. В судах, куда мы с ней ездили, хватает все налету, сразу устанавливает связи. С кем бы ее ни познакомил, все очарованы юным дарованием. У нее большое будущее, и я был бы рад, если бы оно началось с нашей фирмы.

Я резко тараню столешницу кулаком, а потом издаю какой—то животный рык и резко разворачиваюсь к окну, сжимая затылок. Смотрю на проезжающие мимо машины, на проходящих вдоль здания людей, и не вижу их, потому что перед глазами практически голая Силантьева в моей квартире.

— Мак, какого черта происходит? – спрашивает Никита, вырывая меня из задумчивости.

— Пиздец происходит, мужики, — севшим голосом отвечаю я. – Я охренеть, как сильно хочу нашу стажерку, а еще чуть больше пары недель назад я чуть не трахнул ее в своей квартире.

— Я сейчас услышал то же, что и ты? – спрашивает Рома, и я понимаю, как хреново все это звучит. Зажмуриваюсь и упираюсь локтем в стекло, а лбом в сжатый кулак.

На некоторое время в кабинете повисает тишина, что даже через звуконепроницаемые окна я могу услышать приглушенный гул автомобилей. Мне надо рассказать, чтобы парни поняли, но язык как будто присох к нёбу, не желая двигаться. Сделав над собой усилие, я открываю рот.

— Короче, Соня – моя студентка.

Кто—то из них присвистывает, но я не поворачиваюсь лицом, продолжая сверлить взглядом стекло.

— Тогда почему ты скрывал от нас этот бриллиант от юриспруденции? – спрашивает Рома, а мне хочется зарядить ему между глаз, чтобы перестал говорить таким издевательским тоном.

– Потому что я пытаюсь ее скрыть даже от себя.

— То есть, это ты тот самый говнопрепод по международному, который не дает Софии жизни в универе? – спрашивает Никитос, и я наконец поворачиваюсь к ним лицом, вопросительно глядя на друга.

— Говнопрепод? – выходит со злостью.

— Ну да, она сказала, что почти отличница, но благодаря преподу по международному никак не может вытянуть сессию.

— Я ей, блядь, вытяну эту сессию. Она с комиссией пересдавать будет, — резко отвечаю я и вылетаю из кабинета.

Несусь к себе. Запереться ото всех и отдышаться, чтобы не наломать дров. Например, не позвонить на кафедру и не сказать, что ошибочно выставил Силантьевой оценку, что на самом деле она ни хрена не подготовилась. Мне становится еще сложнее, когда я вижу, как она смеется над какой—то шуткой Виталика. И да, ему тоже хочется смазать по роже, чтобы не приближался к ней на такое расстояние. Слишком интимно для коллег. Вхожу в кабинет и закрываю за собой дверь. Прислоняюсь к ней спиной и врезаюсь затылком в деревянное полотно. Крепко зажмуриваюсь, считая до двадцати, а потом в обратном порядке.