Проданная - Кира Шарм Страница 29

И не хочу к нему прикасаться, но невольно впиваюсь пальцами в плотную ткань пиджака. Так сильно, что до мяса обламываю ногти.

Прижимает меня крепче, делая шаг вперед.

И я чуть скулить не начинаю, когда давление его члена становится болезненным, почти проникая в меня.

Возможно, если бы он с этого начал, я бы реагировала иначе. Наверное, просто бы смирилась и, сжав зубы, пережила бы это. Но теперь мне хочется орать. Теперь, после того, как стояла на коленях, меня захлестывает.

— К…куда? — хрипло, как будто и правда орала и сорвала голос, выплескиваю из горла будто деревом застревающие в нем слова.

— Ты не приняла душ, хоть было сказано приготовиться, — цедит сквозь зубы Санников. — Да и я не успел.

В глазах темнеет, я даже не замечаю, куда он меня несет.

Все, что сейчас способна чувствовать, это его упирающийся в меня член, с каждым шагом опасно и болезненно прижимающийся, почти проникающий вовнутрь.

Толкает ногой какую-то дверь, чуть не пронзая меня этим движением насквозь, от чего приходиться закусить губы до крови, чтобы не зарычать.

Отвратительное чувство — он может лишить меня девственности, вот прямо так, на ходу, ворвавшись со всей своей яростью, а я с каждым его шагом сжимаюсь все больше и больше, понимая, что это может произойти в любой момент, что я совершенно беспомощна и ни на что не способна влиять.

И это — новое издевательство! Лучше бы повалил меня в постель и сделал бы все сразу, быстро. А так я трясусь от каждого движения, особенно, более резкого.

— Так нравлюсь? — ехидно прищуривается, опуская голову так, что его глаза становятся совсем рядом с моими. Даже ресницы соприкасаются. — София, ты так в меня вцепилась, что не отодрать. Хоть руки обрубай.

Даже не заметила. С трудом разжимаю побелевшие руки, понимая, что не слушаются и болезненно саднят.

Санников, как куклу, опускает меня в ванную, отрывая от себя мои сведенные как судорогой вокруг его бедер ноги.

Резко дергает рубашку, обрывая пуговицы. Она летит прямо на пол, как и его брюки вслед за ней.

Забирается ко мне, и я еще сильнее съеживаюсь.

Какой же он огромный! Я кажусь рядом с ним просто крохотной Дюймовочкой!

Еле достаю до широких плеч.

Замерев, наблюдаю за тем, как играют на его широкой груди мышцы. Как у хищника, что готов бросить и растерзать свою добычу. Становится как-то по животному страшно. Как напряжены кубики пресса на его животе. Мельком скольжу по нереально огромному члену, плотно к нему прижатому, скрывающему пупок.

В нем все такое. Играющее сталью и безумной мощью. Даже в глазах все время переливается эта бешеная сила, способная раздавливать и крушить. Он подавляет каждой частью своего тела. В каждой черте ощущается мощный, ураганный напор, заставляющий бежать со всех ног или подчиняться…

Рывком дергает, разворачивая к себе спиной.

Давит на спину, и мне ничего не остается, как упереться руками в стену, чтобы не упасть.

Заставляет прогнуться перед ним, выгнуться так, что я снова оказываюсь все открыта перед ним, вся нараспашку.

Не замечаю, как дергает кран, только чувствую, как мощный поток воды сразу же обрушивается на меня сверху.

Его кожа опаляет мою спину, член упирается в ягодицы и даже вода не смывает этого дьявольски мощного запаха его тела. Горького, резко-пряного, дурманящего голову в один миг. Запаха зверя, что готов броситься на свою добычу, что не отступит от своих оголенных инстинктов. Он действует мгновенно. Как паутина на муху. Заставляет утопать в этом запахе, теряя волю и способность противостоять, даже двигаться.

— Раздвинь ноги, София. Шире, — опять бьет по оголенным нервам приказ. Яростный. С еле сдерживаемым напором. — Раздвинь, я сказал!

И они будто сами разъезжаются по скользкой поверхности ванной.

Резким ударом впечатывается в меня бедрами. Жестко, болезненно, так, что его член выпрыгивает с моей стороны, прижимает мой лобок.

Двумя пальцами резко раздвигает и без того болезненно ноющие потяжелевшие складки и придавливает их своим огромным орудием, начиная с безумным нажимом яростно двигаться вверх-вниз. Он сдавливает все внутри. Обжигает, заставляет полыхать. До ярких вспышек перед глазами его член прижимает и скользит по разбухшей горошине клитора, по всем складкам.

Надавливает на поясницу, заставляя выгнуться еще сильнее, на максимум. До боли сжимает ягодицы, раздвигая их в стороны.

Его пальцы резко толкаются туда. Сразу двумя, сразу на полную длину.

И вспышка резкой боли будто меня ударили в грудь. Так, что дышать невозможно. Выбивает горючие слезы, тут же наполнившие глаза.

Прокусываю губу, тут же ощущаю соленый запах крови. Не знаю, каким чудом мне удается не заорать.

Счесываю остатки ногтей о кафель стены.

И выдыхаю лишь тогда, когда отстраняется. Когда перестаю чувствовать внутри себя его пальцы, а на спине — жар его кожи. Когда его член, пробежавшись по всему распахнутому естеству, перестает прикасаться и сжимать все внутри, опаляя до самых внутренностей.

И снова — рывок. Резкий разворот, теперь уже на себя, вжимая спиной в стену.

Прижимается так крепко, что. кажется, своей мою кожу сейчас сдерет.

Но миг замираем, глядя в глаза друг другу. Я — в его яростные, полубезумные, в которых пылает адский костер. Что он видит в моих? Я не знаю. Но в его взгляде снова на миг мелькает то самое, что видела тогда, в кабинете Гурина, сразу после аукциона. Голод какой-то безумный, на грани отчаяния и бешеный же надлом. Но лишь на миг, — и снова взгляд становится ледяным, жестким.

Тишина. Только два рваных дыхания. Со громким стуком ударяющаяся о дно ванной вода. И два сердца, колотящиеся так, что перекрывают даже ее звук.

— Давай, София, — напряженный голос, а глаза мечутся по моему лицу, как будто ответа какого-то ждут. Будто в самое сокровенное заглянуть мне хочет своим прошибающим зондом глаз.

— Чего ты хочешь? — спрашиваю устало. Почти безжизненно. Мои руки, как плети, повисают вдоль тела.

Сто раз мог уже меня взять и закончить эту пытку. Зачем мучает, зачем оттягивает момент? Тем более, я же вижу, как он возбужден. Сам тянет, убивая меня морально и сам же злится из-за этого.

— У меня сегодня День рожденья, София, — цедит сквозь зубы, обхватив мои скулы твердыми длинными пальцами. — Представляешь, мы с тобой родились в один день, — усмешка будто полосует меня ножом. — Сделай мне подарок. Свой ты уже получила. Теперь очередь за моим.

Офигеть, конечно, подарочек. Вот прямо даже мечта всей жизни — оказаться у Санникова в сексуальном рабстве! Это себя он считает подарком? Или все же намекает на колье?

Хотя, наверное, так изощренно он называет наш с ним договор. Жизнь Маши. Вот что я должна считать подарком. Ничего не скажешь, подарок роскошный. Правда, подарки не отрабатывают. Тем более — вот так.