Его пульс - Юлианна Орлова Страница 27

Two feet — I want it

Жар, безумный жар, исходивший от чего-то, плотно прижатого к телу. Меня словно привязали к батарее. С трудом разлепив веки, наткнулась на небритую щеку, и сразу снизошло озарение: я лежала частично на Боре, частично на кровати, запутавшись ногами в одеяле и при этом вся была укутана сильными объятиями.

Мы невообразимым образом умудрились слепиться всеми конечностями, и это могло бы быть даже приятно, если бы не жарища. Почему он как печка все время? Но даже несмотря на все это, я не могла позволить себе сейчас разбудить мужчину.

Теперь у меня как никогда была возможность рассмотреть детальнее человека, к которому тянуло с безумной силой, природу которой я понять, конечно, смогла не сразу. Внимательный взгляд снова упал на разбитую губу, пострадавшую в порыве страсти, проскользил по мощным скулам и благородной формы носу.

Осторожно высвободив руку, невесомо коснулась целой брови, мягко проведя подушечками пальцев по жестким волоскам.

Боря поморщился, а я улыбнулась, сейчас, когда он расслаблен и ни о чем не думает, его лицо было еще моложе, хотя я не могу сказать, что он красив.

Мужественен да, брутально притягателен да, но в нем не было слащавости, потому что в первую очередь он мужчина намного старше меня, и, видимо, все эти модные закидоны давно в прошлом. В нем чувствовался стержень, абсолютно мужской, но довольно нехарактерный для большого числа представителей сильного пола.

Задумавшись, продолжила водить кончиками пальцев по верхней губе и чуть погодя по нижней. Так увлеклась, что не заметила пробуждение Бори. А когда заметила, замерла, попытавшись убрать руку, но мне не дали это сделать. Мужчина уверенно вернул мои пальцы на губы и нежно поцеловал каждый в отдельности.

— Очень приятно пробуждаться именно так, — притянул меня к себе ближе, — но еще приятнее так.

Накрыв сверху, коснулся губ, и снова шторм эмоций поглотил меня, грозя выключить осознанность и разум в целом на долгое время. Не было неловкости, не было никаких сомнений, и я уверенно притянула мужчину за шею ближе к себе. По-хозяйски опустила руки в кудрявые пряди, как всегда, беспорядочно торчавшие в разные стороны.

— И мне приятно просыпаться так, — оторвавшись, прошептала в губы, непрерывно глядя в глаза.

— Поговорим? Почему ты плакала, — ведя носом вдоль шеи, гулко спросил Боря. — Я умею уговаривать.

Я замерла, поникнув почти сразу же, не хотелось портить такой момент. Закрыв глаза, выдохнула, а открыв столкнулась с личной бездной.

— Я жду, — нахмурившись, проговорил, перенеся вес тела на руки.

— Мне прислали странный конверт с фото… и там был ты.

— Я? И что я там делал? — нахмурился еще больше, а продольная морщина лишь доказала — он скрывает что-то или очень переживает.

Я встала, коснувшись груди Бори двумя руками, нащупывая размеренное сердцебиение. И говоря следующую фразу, продолжила держать руки на груди:

— Ты был там не один.

Мужчина замер, сердце ускорило ритм, очевидно, он понимал всю суть происходящего. Единственной дурой была тут я. Нахмурившись еще больше, он взял меня за руки, поднеся к своему лицу.

— Я понятия не имею, о чем речь, но я ни с кем за 2 месяца не имел отношений. Да, в Америке я долго и мучительно пытался выбить тебя из головы, но как только понял, что все бесполезно, сдался и больше не пытался.

Глаза не врут, никогда не врут, вспарывая эмоции на всеобщее обозрение, и хоть у Бори мастерски получалось их скрывать, сейчас я понимала, что он не врет. Но ведь и фото не вчерашнее.

Высвободив руки, достала из прикроватной тумбочки злосчастный конверт и молча передала «виновнику торжества».

Боря сиюминутно вскрыл его и как только до него дошло, что внутри, откинул от себя конверт, смачно ругнувшись матом. И если раньше я видела все эмоции, то сейчас их не было — чистый лист.

Он отрешенно подошел к окну в расстегнутой рубашке и не двигаясь простоял там добрых 15 минут. Я сидела ни жива ни мертва, потому что не хотела попасть под раздачу, так что молча переживала эмоции внутри себя, изредка поглядывая на Борю.

В какой-то неприметный миг наши взгляды схлестнулись, и я заметила, что шторм миновал, но нескончаемая боль в глазах ударила под дых. Эти глаза сказали больше, чем часовая беседа после. Хотелось сделать все возможное и невозможное, чтобы стереть бесконечную печаль.