Страсть - Виктория Вайс Страница 26

Как только все вышли, Вика отбросила одеяло в сторону и села на кровати, подтянув ноги к груди. Пальцы левой руки, запястье которой было крепко перевязано бинтом, были холодные и шевелились с трудом, каждое движение отдавалось ноющей болью в месте пореза. Ну вот, дура, повезло тебе, подумала она, а могла бы сейчас лежать в каком-нибудь морге, в компании таких же нетерпеливых идиотов.

Удивительно, но в памяти не сохранилось ничего из того дня, как-будто кто-то стёр информацию, остался только голос тётки и её фраза — «у вас есть две недели»… А какое сегодня число? Сколько уже прошло дней? Вика заметалась из стороны в сторону, вскочила с кровати, зачем-то выглянула в окно, попыталась открыть дверь, но та оказалась запертой, вернулась на кровать и попробовала сосредоточиться. Ну не могла она больше пары дней проваляться без сознания, так что нечего паниковать, нужно как можно быстрее отсюда выбраться, а для этого нужно вести себя спокойно и не провоцировать врачей своим поведением.

Вика услышала, как щёлкнул ключ в замке, и она моментально забралась под одеяло и приняла максимально расслабленную и умиротворённую позу. Но в палату зашёл не доктор, а участковый, в накинутом на плечи халате и с букетом цветов.

— Ну здравствуй, Тимофеева. Напугала ты меня. Как себя чувствуешь? Если тяжело говорить, то молчи, я у врачей и так всё расспросил. Говорят, что ничего страшного. Рука скоро заживёт, а с головой…, — он повертел пальцем у виска, — с головой у тебя всё в порядке.

— Товарищ лейтенант, а как вас зовут.

— Михаил, — смущённо ответил участковый.

— А то мы теперь почти как родные. Спасибо вам, Михаил…

— Не за что. Как говорится, на моем месте так поступил бы каждый.

— Но никого другого на вашем месте не оказалось, — грустно произнесла Вика и погрузилась лицом в цветы, которые протянул ей участковый. — Судя по всему вы теперь должны на мне жениться.

— Я, в общем-то не против, — улыбнулся Михаил, — но почему именно «должен».

— Во-первых, вы спасли мне жизнь, а во-вторых, вы, Михаил, видели меня голой.

Вика рассмеялась, и это было хорошим признаком. Лейтенант тоже рассмеялся и постарался подыграть Виктории:

— Могу сказать, что в тот момент я этого даже не заметил… И сейчас очень об этом жалею.

Михаил присел на табуретку, зачем-то расстегнул свою кожаную папку, порылся там и снова застегнул.

— Я тут пособирал документы всякие. Договорился кое с кем. В общем, тебе, под мою ответственность, дали ещё месяц. Я помогу собраться, помогу переехать, помогу с деньгами на первое время… Можешь рассчитывать на меня.

— Спасибо… тебе. Можно на «ты»?

— Конечно, Виктория, — обрадовался он, — мне это очень приятно.

— А когда меня выпишут?

— Главврач сказал, что в пятницу.

— Это хорошо… Миша, а какое сегодня число?

— Ты думаешь, как долго провалялась здесь? Будешь смеяться, прошло всего два дня. Отойдёшь от лекарств, которые в тебя закачали и можно домой… Прости…

— Ничего. Я уже с ним попрощалась.

Это на словах все было просто. Попрощалась… Забыла… Ничего не забыла. Только вошла в подъезд, а ком уже подступил, вошла в квартиру, вдохнула её родной запах и слезы сразу же покатились по щекам. Ну как же так? Почему никому и в голову не пришло подумать о будущем? Оставили девочку одну, бросили на съедение бесчувственной государственной машине. Она бы и готова вступить в борьбу, отстаивать и сопротивляться, но силы были настолько неравны, что борьба оказалась бессмысленна. Поэтому Вика решила смириться и продолжать плыть по течению.

— Ты осмотрись пока, — нарушил её размышления участковый, — подумай, что тебе нежно, а я завтра привезу коробки и помогу собираться.

— Хорошо, — не услышав его, кивнула Вика.

— Тогда я пойду. Пока.

— Ты уходишь? — вдруг дошло до неё.

— Да, я же тебе сказал, приду завтра с коробками для вещей.

Вика утёрла рукавом слезы и посмотрела на Михаила грустными глазами:

— Останься… Мне тут страшно одной…

— Так я же на работе… вроде…

Он повертел в руках фуражку, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Хорошо. А телефон у тебя работает?

— Вроде, да.

— Позвоню в управление, скажу, что приболел. А у чай у тебя есть?

— Найдём, — обрадовалась Вика, и побежала на кухню. — Есть! — донеслось оттуда.

Горячий чай обжигал губы и приятно согревал ослабшее тело. На какое-то мгновение ей показалось, что началась какая-то новая жизнь — размеренная, обычная, без всяких глупостей и проблем. Напротив сидит мужчина, сильный, можно даже сказать симпатичный, хрустит печеньем, запивая его сладеньким чайком, смотрит на неё влюблёнными глазами, готовый выполнить любую её просьбу или каприз. Разве это не счастье… И не беда, что у него за душой ни копейки, в карманах пустота, а в доме хоть шаром покати, главное — этот его взгляд. Вика никогда не жила такой жизнью, она даже не видела такой жизни, но знала, что такое любовь, и в возвышенном понимании этого слова и в плотском. Именно плотское, почему-то решило вырваться сейчас на свободу.

— Миша, а я тебе нравлюсь? — Ошарашила она своего спасителя неожиданным вопросом.

Лейтенант стыдливо отвёл в сторону глаза.

— Неужели ни капельки? Даже когда вытаскивал меня голую из ванны?

— Ерунду ты говоришь какую-то… Тимофеева…

— Ну вот, опять Тимофеева. Мы же договорились, — Вика оседлала своего конька и отпускать удила уже не собиралась. — Я же красивая? Правда?

— Красивая… Кто спорит…

— Попробовал бы ты поспорить, — она пересела на соседнюю табуретку, — Миша, а вот скажи мне честно, ты хочешь меня?

— Не издевайся надо мной, — лейтенант встал, намереваясь уйти, поскольку не знал как вести себя дальше.

Вика схватила его за руку.

— Вот так возьмёшь и уйдёшь? Бросишь меня? Чтобы я тут сдохла?

Михаил сел на место, пристально посмотрел в глаза и нежно прикоснулся ладонью к её щеке.

— На этих словах я должен был вмазать тебе в морду…

— Ну так вмажь! Вика накрыла его ладонь своей и крепко прижала, — Я ведь сука и меня только так можно привести в чувства. Понимаешь? Я сука, а ты нормальный парень.

— А вот и нет! — высвободив руку произнёс Михаил. — Ты думаешь, что я делал дома, после того, как отвёз тебя в больницу?

— Не знаю… Плакал, наверное.

— Тимофева! — он перешёл на крик. — Я дрочил! Понимаешь? Дрочил! И у меня перед глазами стояла ты. Голая, вся в кровище… И я дрочил на тебя!

Его голова упала на стол, он обхватил её руками, тело затряслось. Впервые в жизни он не просто плакал, он рыдал взахлёб. От злости, от обиды на себя и на весь окружающий мир.