Освобожденный любовник - Дж. Р. Уорд Страница 25

Косметические, без сомнений. В наши дни люди делают много чего странного со своей внешностью, а он и так разметил лицо.

Она приподняла укрывавшую его простыню. Забинтованная рана на груди выглядела хорошо, и она посмотрела ниже, убирая простынь с пути. Осмотрела перевязку на ножевой ране, потом пальпировала брюшную полость. Аккуратно прощупывая его внутренние органы, она посмотрела на татуировки над лобковой областью, потом обратила внимание на шрамы вокруг паха.

Он был частично кастрирован.

Учитывая безобразные шрамы, это было не хирургическое удаление, больше похоже на результат аварии. По крайней мере, она надеялась на это, потому что другим объяснением были пытки.

Она перевела взгляд на его лицо и прикрыла тело. Неожиданно она положила руку на его предплечье и сжала.

— У тебя была трудная жизнь, да?

— Да, но это пошло мне на пользу.

Джейн резко обернулась.

— Господи, Манелло. Ты напугал меня.

— Прости. Просто хотел проверить, — заведующий подошел с другой стороны кровати, окинув пациента взглядом. — Знаешь, я не думаю, что он выжил бы под чьим-то другим ножом.

— Ты видел фотографии?

— Его сердца? Да. Я хочу послать их парням в Колумбию для беглого обзора. Можешь спросить их мнение, когда поедешь туда.

Она пропустила фразу мимо ушей.

— Группа его крови не определяется.

— Серьезно?

— Если он даст согласие, я думаю, мы должны обследовать его прямо до хромосом.

— О, да, твоя вторая любовь. Гены.

Забавно, что он помнил. Она, наверное, всего раз упомянула о том, что чуть не занялась исследовательской работой по генам.

Как наркоман, Джейн представила внутренности пациента, увидела его сердце в своей руке, чувствовала орган в своей хватке, когда она спасала ему жизнь.

— Он может стать потрясающим клиническим случаем. Боже, я бы с удовольствием изучила его. Или, по крайней мере, приняла в этом участие.

Тихое пиканье аппаратуры непрерывного наблюдения, казалось, нарастало в их молчании, и только несколько минут спустя осознание чего-то защекотало затылок Джейн. Она подняла взгляд. Манелло смотрел на нее с каменным лицом, затвердевшим подбородком, и низко опущенными бровями.

— Манелло? — она нахмурилась. — Ты в порядке?

Избегая его взгляда, она посмотрела вниз на простыню, которую свернули и подоткнули под руку пациента. Она безучастно погладила белое полотно — пока это не напомнило ей кое-что, что часто делала ее мама.

Она остановила руку.

— Ты можешь найти другого хи…

— К черту отделение. Я не хочу, чтобы ты уезжала, потому что… — Манелло запустил руку в свои густые темные волосы. — Господи, Джейн. Я не хочу, чтобы ты уезжала, потому что я буду чертовски скучать по тебе, и потому что… черт, ты нужна мне, ясно? Ты нужна мне здесь. Со мной.

Джейн, по-дурацки моргнула. За последние четыре года не было ни намека на то, что его влекло к ней. Конечно, они были дружны и все такое. И только она могла его успокоить, когда он выходил из себя. Ну и, ладно, они все время обсуждали больничные проблемы, даже во внерабочее время. И ели вместе каждую ночь, когда дежурили… он — рассказывал ей о своей семье, а она — о своей.

Паршиво.

Этот парень был самым горячим на территории больницы. А она была женственна как… окей, как операционный стол.

Ну, фигуристая, точно как стол.

— Да ладно тебе, Джейн, как можно ничего не замечать? Только намекни, и я залезу под твой халат в следующее же мгновение.

— Ты ненормальный, — выдохнула Джейн.

— Нет. — У него потяжелели веки. — Я мыслю здраво.

На его лице застыло страстное выражение, и мозг Джейн взял отпуск. Просто исчез из ее черепа.

— Это будет выглядеть неправильно.

— Мы будем осторожны.

— Мы вечно спорим. — Что за чертовщину она несет.

— Я знаю, — он улыбнулся, его полные губы изогнулись. — Мне это нравится. Никто кроме тебя мне не перечит.

Она посмотрела на него поверх пациента, до сих пор ошарашенная, и не знала что сказать. Боже, у нее давно не было мужчины. В ее кровати. В ее голове. Чертовски давно. Она годами возвращалась в свою одинокую квартиру, принимала душ, все в том же одиночестве засыпала, и по-прежнему одна уходила на работу. Ее родители умерли, и у нее не осталось семьи; и часами находясь в больнице, у нее не было друзей «извне». Единственным человеком, с которым она постоянно общалась, был… ну, Манелло.

Когда она сейчас посмотрела на него, ей пришло в голову, что он был настоящей причиной ее отъезда, но не потому, что стоял на ее пути в отделении. На каком-то уровне она знала, что этот разговор по душам близился, и она хотела избежать его.

— Молчание, — прошептал Манелло, — не лучшая вещь в данный момент. Если, конечно, ты не пытаешься сформулировать что-то типа «Мэнни, я любила тебя все эти годы, поехали к тебе домой чтобы провести следующие четыре дня в горизонтальном положении».

— Ты завтра на дежурстве, — сказала она машинально.

— Я позвоню, скажу, что болен. Гриппом. И как твой начальник, прикажу тебе сделать то же самое. — Он наклонился вперед над пациентом. — Не уезжай завтра в Колумбию. Не уезжай. Давай посмотрим, как далеко мы сможем зайти.

Джейн посмотрела вниз и поняла, что уставилась на руки Мэнни… на его сильные, широкие руки, которые починили столько бедер, плеч и коленей, спасали карьеры и счастье такого числа спортсменов, профессионалов и любителей. И он не просто оперировал детей и спортсменов. Он сохранял подвижность больным раком, как пожилым, так и раненным, помогая многим сохранять функции рук и ног.

Она попыталась представить эти руки на своей коже.

— Мэнни… — прошептала она. — Это сумасшествие.

* * *

На другом конце города, в переулке за ЗироСам, Фьюри поднялся от неподвижного, призрачно-белого тела лессера. Черным кинжалом он сделал зияющую рану на шее нежити, и блестящая чернильная кровь вытекала на покрытый грязью асфальт. Он инстинктивно хотел проткнуть сердце лессера и послать его назад, к Омеге, но так было раньше. Новый вариант намного лучше.

Однако это дорого обходилось Бутчу. Очень дорого.

— Этот готов для тебя, — сказал Фьюри, отступая назад.

Бутч подошел ближе, замерзшие лужи хрустели под его ботинками. Его лицо было мрачным, клыки удлинились, а запах носил сладость детской присыпки их врагов. Он прикончил убийцу, с которым сражался, сделал свое дело, и сейчас сделает это снова.

Коп выглядел воодушевленным и больным одновременно, когда опустился на колени, положил руки по обе стороны от лессера и наклонился ниже. Открыв рот, он устроился напротив рта лессера и сделал глубокий, медленный вдох.