Безбашенный - Кира Шарм Страница 24

Ничего не получается, пальцы соскальзывают, мне остается лишь со стоном обхватить его рукой сквозь штаны, и он уже рычит мне в грудь, сводя с ума окончательно. Боже, как же мы изголодались друг по другу! Как же это невозможно — не быть с ним!

Я уже почти на пике, тело уже сотрясается под хлесткими толчками его пальцев, а низ живота пронзают тысячи взрывов. Теперь уже сама, как сумасшедшая, впиваюсь в его губы — и не могу, не могу ни надышаться, ни напиться.

Только жадно повторяю его имя, перемешанное с хриплыми стонами, — вот так, прямо в него, прямо ему в рот, — и он вторит мне, дрожа всем телом, — я чувствую каждый его миллиметр.

Распахиваю ноги как можно шире, вся отдаваясь его жадным лихорадочным толчкам, вся желая распахнуться перед ним — на максимум, настежь, без остатка, и уже чувствую, как закатываются глаза и первые судороги внизу сжимают его пальцы так крепко, что даже становится больно.

Впиваюсь ногтями в крепкие плечи, дурея от его терпкого, почти горького сейчас запаха, теряя окончательно ощущение реальности.

— Антон, — раздается вдруг как оглушительный колокол откуда-то голос. — Антон, мать твою, ты где? Только тебя ждем!

— Черт, — я все еще сжимаюсь под его руками, и, как ни пытаюсь сообразить, где мы, — ничего не выходит. Перед глазами все плывет, превратившись в расплывчатую дымку, подмигивающую разноцветными вспышками, — все, кроме его безумно желанных, любимых, таких черных сейчас, глаз. И этот голос, — он кажется чем-то совершенно ненормальным, инородным, — как будто бы все — сон.

— Мирррраааа, — Антон выдыхает мне в губы, а я — прикусываю его, все еще содрогаясь, пытаясь сфокусировать зрение.

— Тоха! — снова прорезает наше пространство на двоих тот же требовательный, слишком громкий голос. — Начинаем!

— Дождись меня, — он рвано, тяжело дыша отстраняется, — и каждый миллиметр назад ему явно дается с невероятным трудом, а я — все еще не понимаю, что происходит, только чувствую какой-то безумный холод, что пробирает насквозь от того, что не ощущаю больше кожей его тело. И его бьющееся сердце рядом с моим. Как будто от меня вдруг кусок отрезали!

— Что? — тянусь к нему руками, ничего не понимая, не в силах даже сделать шаг вперед, к нему, пытаюсь притянуть обратно, обхватив за плечи. — Антон….

— Мне нужно идти… — отвечает так же рвано, хрипло, проводя по моим губам пальцами и снова лихорадочно мечась по моему лицу глазами. — Дождись меня после выступления! Обязательно дождись, Мира!

Я ничего не понимаю.

Куда ему нужно? Почему? Зачем?

Но все эти вопросы так и застревают в груди, тело и губы дрожат и я просто не в состоянии выдохнуть ни единого слова!

Антон, жадно, тяжело сглатывая, снова пробегает по мне безумным взглядом, приглаживает растрепавшиеся волосы обеими руками, застегивает пуговку на шортах, долго морщиться, глядя на распахнутую блузку с оторванными пуговицами, поправляет чашечки бюстгалтера…

Я, все еще не очнувшись, смотрю вниз, — черт, ну вот и как я теперь выйду отсюда в таком виде?

А после просто завязываю блузку в узел, оставляя вынужденно живот открытым

Антон застегивает рубашку, так и оставляя ее навыпуск, — и я вижу, что его руки дрожат точно так же, как и у меня. Пытается пригладить уже свои волосы, но только взъерошивает их на самом деле еще сильнее, — и я почему-то улыбаюсь, — счастливо и как-то немножечко безумно, — сколько раз я видела этот жест — и во сне и наяву! Кожа на пальцах отзывается покалыванием — так хочется прикоснуться к этим жестким, вечно непослушным волосам, — пальцы все это время помнили их наощупь.

— Здесь тебе оставаться нельзя, — Антон обхватывает мой затылок всей растопыренной пятерней, прижимаясь лбом к моему, не отрывая глаз, снова хрипло выдыхая каждое слово. — Сюда толпа в любой момент налетит — наши и остальные… В зале дождись меня, Мира. Да?

— Да — выдыхаю, понимая, что смысл сказанного им остается для меня где-то на двадцать пятом плане. Самое главное, единственно важное сейчас — это его глаза, его дыхание, то, что наша кожа снова соприкасается, — и больше нет ничего, все остальное — как-то нелепо и совершенно ненужно и неважно…

— Первый поворот направо, — говорит Антон, и я слышу, как он щелкает замком у моей головы, сзади. — Там зал.

— Да, — киваю, на ватных ногах разворачиваясь и, как лунатичка, проходя в распахнутую им дверь.

Черт, — как же это неправильно — вот сейчас уходить, расставаться, — неправильно и совершенно немыслимо!

Но, видимо, так нужно, — хотя я и не могу найти в себе сил просто уйти, — сделав несколько шагов по коридору, все же оборачиваюсь в так и не закрывшуюся за мной дверь.

Антон так и стоит, погрузив руку в волосы и, не мигая, смотрит мне вслед.

И его глаза в этот момент…

Совершенно безумные, переполненные счастьем, изумлением, неверием…

Он пытается мне улыбнуться, но ничего не выходит, — слишком много напряжения сейчас внутри.

А я… Только киваю в ответ, тоже неспособная на улыбку, и двигаюсь дальше, поворачиваю, и тут же натыкаюсь на огромное зеркало, закрепленное на стене.

Черт!

Глаза полыхают таким огнем, что передо мной будто и не я, а самая настоящая ведьма!

Волосы таки растрепались, губы распухли и стали похожими на две раздавленные совсем спелые вишни.

И думать не надо, чтобы догадаться, чем мы только что занимались, — все прямо написано!

Поправляю волосы, критично осматривая преображенную блузку. Слишком открыто, слишком откровенно теперь получилось. Прямо секс в чистом виде, особенно с учетом всего остального и полыхающих щек! Хотя… Сейчас как только не одеваются девчонки, — надеюсь, и полуголых там тоже будет немало! И никто на меня особого внимания не обратит! Ну, в крайнем случае, скажу, что выпила немного вина перед концертом, потому так и раскраснелась! Уверена, что там студенты не только минералку и сок будут пить, хоть это категорически и запрещено!