Беби - бум для босса - Инга Максимовская Страница 22

Осталось только грохнуться в обморок и разбить голову о кафель.

- Настя, ты где? – слышу встревоженный голос. Черт, неужели уже десять? Не может быть. – Настя,- паника в голосе нарастает.

- Я здесь,- стону я, вцепившись в край раковины, как в спасательный круг, - только не заходите.

- Это еще почему? – интересуется Золотов,- я все уже видел.

- Я страшная,- наконец не сдержавшись, зарыдала я. И нос у меня становится похожим на лампочку, а на лбу зреет огромный прыщ. Боже, конечно он не послушался. Глеб возникает рядом со мной, жестом иллюзиониста, достает из кармана накрахмаленный носовой платок. Надо же. Где он их только берет?

- Ты самая красивая,- уверенно говорит Золотов, вытирая мне сопли. Боже, позорище. Никуда я с ним не поеду после такого. Он вошел зачем? А если бы я на унитазе сидела? Оооооо. От мыслей об этом позоре рыдаю еще сильнее, не могу остановиться. Реву белугой.

- Вы нахал и хам,- хлюпаю я носом, наконец рассмотрев моего мучителя.

- И очень этим горжусь,- ухмыляется дикий вепрь. в глазах которого читается голод. Он сегодня одет неофициально: джинсы, свитер жемчужного цвета, выгодно оттеняющие синеву его глаз, дорогая кожаная куртка, небрежно расстегнута. Ох, как бы я сейчас содрала с него эту чертову косуху. Он словно читает мои мысли, подхватывает меня под ягодицы, поднимает, как пушинку, подсаживая на чертову раковину. Господи, что я творю. Мои руки словно живут отдельной от меня жизнью. Видимо в мозгу отключился центр, отвечающий за их движения.

- А ты маленькая, горячая штучка,- шепчет Глеб, расстегивая зиппер на брюках, пока я пытаюсь снять с него чертово кожаное безумие, которое пахнет так притягательно, что я ловлю себя на мысли, что хочу пожевать эту куртку. Да что со мной такое?

Пижама летит на пол, превращаясь в лоскуты, моя пижама с собачками. Моя любимая. На глаза снова набегают слезы.

- Куплю новую. Десять комплектов, миллион, сколько захочешь,- шепчет Золотов, заметив что я на грани умопомешательства. –

- Черт с ней, с пижамой,- всхлипываю я, когда мужские губы обхватывают мой сосок, доставляя резкое, болезненное наслаждение при этом. Моя грудь кажется распухшей. Он стонет от удовольствия, прикусывая зубами горошину соска. А мне кажется, что я схожу с ума. – Глеб, мы же договорились вчера,- хриплю я, пытаясь не сорваться в страстный крик.

- К черту договоренности. Настя, у меня сейчас взорвется мозг и кое-какой орган, значительно ниже. Ты же не хочешь, чтобы в твоих покоях нашли хладный труп?

- Нет, не хочу. Покажи мне искры,- теряя остатки разума, всякий стыд, и кружевные трусики, всхлипываю я. Нельзя мне наверное еще заниматься сексом. Да и черт с ними, с запретами.

Когда его язык проникает в меня, я начинаю умирать. По крайней мере мне так кажется. Он играет со мной, доводит до исступления, а потом отстраняется, Я готова умолять, чтобы мучител ьпродолжил страстный танец своего языка. Никогда не думала, что возможно такое удовольствие. Он стонет, когда я обхватываю руками его голову, путаюсь пальцами в волосах.

- Нет, - шепчу, когда он подводит меня к самой пропасти, и резко отстраняется. – Нет, продолжай, пожалуйста,- уже умоляю я. Он склоняется к моему лицу, теперь проникает языком в мой рот. Я ощущаю вкус своих соков, оставшийся на губах Глеба.

- Детка, теперь моя очередь. Покажи мне искры,- хрипит он. По моим щекам текут слезы. Я стала жуткой ревой в последнее время.

- Зачем ты меня мучаешь? – это даже не хрип. Какой — то болезненный полустон. Он врывается в меня, заполнив до боли, пальцами одной руки вцепившись в мою грудь. Сначала медленно, а потом наращивает темп, при этом массируя клитор умелыми движениями пальцев. Искры? Я их не вижу за ядерным взрывом в моей голове. Не понимаю на каком свете нахожусь. Тело выгибается до хруста в позвоночнике от невероятного удовольствия, расплывающегося по нему огненными волнами. Он кричит, но я почти ничего не слышу. Судя по тому, что я сейчас чувствую, мы кончаем одновременно.

- Это были не искры,- хриплю я, сползая на ледяной кафельный пол.

- Я никуда тебя теперь не отпущу, рыжуха. Ты только моя- он ложится рядом. Мы молчим, больше не говоря друг другу ни слова. У меня нет сил даже возразить на его слова. Сколько так лежим не знаю. Прихожу в себя, услышав посторонний шум из комнаты.

- Девка где? – слышу капризный голос. – Я же говорила. Не сводить с нее глаз.

- Она не уходила. Ольга Владимировна, я юрист, а не надзиратель. И прошу разговаривать со мной более уважительно. Мы по одну сторону баррикад, и если я открою рот...

- Твою мать,- шепчет Золотов.- Но это даже хорошо. Пора расставить все точки над «И». Одевайся, там халат в шкафчике. И не дрожи. Насть. Что с тобой?

Я не знаю, что со мной. Веселая карусель снова кружит комнату. Видимо я слишком резко вскочила на ноги. В глазах темнеет. Последнее. Что я чувствую, как меня подхватывают сильные руки, прежде чем провалиться в липкую темноту.

Глеб.

Липкий страх раздирает душу. Моя маленькая, сладкая рыжая ириска лежит на полу, и ее прозрачная кожа белее мела. И тем сильнее проступают на аккуратном носике веснушки, от которых я просто тащусь. Кто сказал, что это уродство? Убил бы на хрен.

- Сюда!- кричу я, совершенно не заботясь о своем внешнем виде. Хоть брюки успел натянуть, и то дело. Рубашка застегнута не на ту пуговицу, как у неряшливого пацана. Свитер валяется на полу, похожий на половую тряпку. Красавец, в общем. Даже ботинки успел нацепить. И сейчас ногам крайне неудобно, не ясно почему, но мне абсолютно по – барабану. – Это больница и ли чертова пустыня? Где херовы врачи? Эскулапы пьют кофе в своих кабинетах, вместо того, чтобы следить за пациентами. На хрен всех уничтожу. Нет, я ощущаю не тихую панику. Это ужас, сверхъестественный кошмар. Страх за мою рыжуху.

- Золотов? – удивление в голосе Ольги, явившейся на мой истеричный зов. Слегка отрезвляет. –Ты что тут делаешь?

- Тебя только это сейчас интересует? – выплевываю я.

- Ну, еще мне интересно, почему у тебя туфли надеты не на ту ногу, и где ты шлялся целую ночь? - скалится чертовка, наблюдая в это время за Настей, безвольно болтающейся в моих руках. Я побоялся, что она простынет, подхватил свое счастье на руки и теперь качаю, словно младенца,– Золотов, я понимаю, что эта баба стала для тебя тотемным животным, только потому, что ты надеешься заполучить от нее малютку Глебовича. Но ...

Никаких, но. Вот сейчас самое время дать ей пинка под распущенный, цветастый хвост. Зачем мне эта недоженщина, не понимающая, что можно быть счастливой просто переживая простые человеческие радости? Если в моих руках сейчас настоящая, живая красавица, умеющая сострадать, и жертвовать собой ради малышки племянницы, и всего белого света. Настя вздрагивает, и я вижу, как трепещут похожие на крылья мотылька ресницы.

- Потому что я разувался, - кривлюсь я в подобии улыбки. – Ходить в гости обутым не комильфо.