Копия моего мужа - Ольга Джокер Страница 20

***

Женщина, которая принимала у меня роды ощупывает живот, пролистывает личную историю и говорит то, отчего моё тело прошибает сильный озноб:

— Лера, я думаю, что можно готовить тебя на выписку. Что думаешь насчёт сегодня? — несмотря на то, что её лицо в мелких морщинах выглядит доброжелательным, мне хочется вцепиться в него ногтями и прокричать: "Какого чёрта?".

— Нет, — отвечаю твёрдо. — Я не уйду отсюда одна. Мне нужна моя дочь.

— Лера, у меня нет никаких показаний для того, чтобы держать тебя здесь и дальше, — по-прежнему улыбается доктор. — И, к тому же, за тобой уже приехали и ждут внизу. Я оформлю выписку и принесу её тебе через полчаса.

Она бесшумно выходит из палаты, а я падаю на подушку и хочу вцепиться руками в прутья кровати и не отпускать, даже если меня будут вытаскивать отсюда силой. Моя девочка останется здесь одна — без мамы, без родных и близких. Сердце сжимается от тоски, но я не плачу. Просто решительно жду, когда вернется доктор и я устрою здесь самый настоящий скандал.

В дверь тихо стучат и несмело приоткрывают после моего разрешения войти.

— Привет. К тебе можно? — заглядывает в дверной проём Дашка.

Я поднимаюсь с постели и бросаюсь в её объятия. Крепко обвиваю её шею, вдыхаю родной запах клубничного шампуня, плачу, смеюсь, впервые за долгое время испытываю что-то кроме боли и невыносимой тоски.

— Дашка, я так рада, что ты здесь, со мной. Ты мне нужна…

Она немного отстраняется, с грустью в глазах убирает за уши мои светлые волосы.

— Это он попросил меня приехать за тобой.

Ну конечно же. Рустам просто знал, что я не соглашусь покинуть больничные стены добровольно, поэтому решил надавить на меня с помощью родного человека, которого я не ослушаюсь.

— Я не могу её здесь оставить, — признаюсь честно.

Подруга гладит меня по волосам, утешает и вселяет уверенность в то, что всё будет хорошо. Рано или поздно будет.

— Твоё присутствие в больнице ничем ей не поможет. И, к тому же, как только разрешат, ты всегда сможешь к ней приезжать, — сообщает Дашка.

Спустя полчаса я выхожу на сырую улицу. Противный холодный ветер пробирает до самых костей. Я поднимаю глаза на окна пятого этажа и грустно улыбаюсь. Никогда не думала, что моя выписка будет проходить так… печально. Я не мечтала о помпезностях, шарах и празднике, но хотелось бы уйти отсюда как минимум с плачущим свертком на руках, которому я дарила бы всю свою любовь и ласку.

Следом за нами выходит счастливая парочка новоиспеченных родителей — мама, папа и ребёнок на руках. Вокруг суетятся бабушки и дедушки, счастье читается на их радостных лицах. А мне… выть хочется от горя. Словно услышав моё внутреннее разбитое состояние Дашка берёт меня под локоть и ведёт к автомобилю.

За рулём сидит неизменный водитель Миша. Кивает, когда я забираюсь в машину и тут же заводит двигатель. Когда мы подъезжаем к особняку, я беру Дашку за руку и не хочу её отпускать.

— Зайдешь? — спрашиваю несмотря на то, что этот дом не мой.

Подруга отрицательно мотает головой и слегка улыбается.

— Было велено только лишь доставить тебя домой. Но ты не грусти, я обязательно буду звонить тебе.

Я выбираюсь из машины и долго наблюдаю за тем, как автомобиль с моей Дашкой скрывается из виду. Когда руки коченеют от холода, то прохожу в дом и снимаю с себя верхнюю одежду. Смотрюсь в зеркало и не верю своим глазам. За три дня в роддоме я сильно исхудала. Не ела, потому что молоко всё равно пропало. Смывала всё в унитаз, не оставляя за собой следов преступления. Правда, теперь я больше похожа на узника Освенцима, чем на рожавшую женщину. Щеки впали, скулы стали ещё выразительнее, глаза потускнели, а свитер на мне стал висеть, словно я донашиваю вещи за старшей сестрой.

В таком виде, разглядывая собственное изображение в зеркале, меня застает Рустам. Он осматривает меня с головы и до ног, выглядит холодным и чужим. Задерживает свой взгляд на моей фигуре.

— Здравствуй, Лера, — произносит низким голосом. — Как ты?

Я поворачиваюсь к нему лицом и подхожу ближе. С опаской и легким волнением. Застываю, когда мы оказывается достаточно близко, чтобы смотреть друг другу в глаза.

Лечащий врач дочери неоднократно твердил мне, что, если бы не финансы и помощь господина Тахирова, многое могло бы пойти не по тому сценарию.

— Спасибо тебе, Рустам, — произношу негромко, забывая, как дышать.

Мою Надюшку спасли, вытащили из того света. Пусть пока она и дышит с помощью аппарата искусственной вентиляции легких, но живет во многом благодаря ему и его деньгам. И я чётко помню сказанные мной слова, пусть они и были произнесены на эмоциях.

Я — взрослая, я — мать, и я умею нести ответственность за свои поступки.

И я душу готова продать стоящему передо мной Тахирову, взамен на жизнь и здоровье собственного ребенка.