Мед - Ляна Вечер Страница 2

Я разглядываю огромную окровавленную гору шерсти — дышит, но дыхание слабое. Глаза полузакрыты, язык из зубастой пасти выпал. У меня сердце сжимается. В такие моменты мне стыдно, что я человек…

— Дина, иди сюда! — зовёт Михаил.

— Ага, иду… — шепчу — в горле пересохло — и на ватных ногах иду к лавке.

Тётя Марина глотает что-то алкогольное — судя по запаху, из фляжки депутата — и морщится. Не каждый день в «Кони-пони» привозят медведя, да ещё в таком плачевном состоянии. На нерве все.

— Пойду с мужиками расплачусь, посиди с Маришей, — просит меня Михаил Иванович и идёт к бригаде, грузившей мишку.

— Что с медведем случилось? — я присаживаюсь рядом с тётей.

— В Боровках побывал, — она снова глотает из фляжки. — Там у них охотбаза частная. Ну вот… — кивает на клетку. — Привезли туда медведя, выпустили и устроили сафари для богатых клиентов. Они с перепоя его подстрелили, но не добили. Михаил Иванович сегодня к ним приехал кабанов погонять, а они ему предложили медведя… того, — и проводит ребром ладони по своему горлу. — Как развлечение. За деньги. Представь?!

Угу, представляю. Я бросаю короткий взгляд на депутата. Интересно, Михаил уродов уже добил или не стал руки марать — людей своих туда отправит? В любом случае, всем причастным конец.

— Дак я подхожу к зверю, а там месиво! — депутат вернулся, прячет портмоне в нагрудный карман. — И это месиво глядит на меня, а я на него. Как человеку в глаза смотрел.

— Миша! — тётя Марина хмурится. — Перебор сегодня с матом.

— Прости, Мариш, — депутат стыдливо сводит брови.

Михал Иваныч — в прошлом резидент мест не столь отдалённых, обладатель наколок, золотого зуба и блатного говорка — не выражается при Мариночке. Но иногда на эмоциях случается.

Пока мы обсуждаем живодёров из Боровков, приезжает ветеринар, и всем становится не до разговоров. У медведя пять пулевых. Пять! Причём в стратегически важных для жизнедеятельности местах.

Начинается кипиш. Доктор просит тряпки и чистую воду — бежим я и Марина. Потому что дело к одиннадцати часам, и в «Кони-пони» подтягиваются первые посетители. Баба Маша занята на входе берёт деньги за посещение, конюхи на местах — и всё, персонал фермы на этом заканчивается. Карантин нас сильно подкосил.

У «Кони-пони» неплохой бизнес-потенциал, но надо вложиться. Сейчас это место выглядит как парк и почти контактный зоопарк — хоть весь день гуляй, глазей на животных, морковкой их корми, ранетками. Всё это за двести пятьдесят рублей. Тётя хочет домики поставить и беседки с мангалами. И ещё кучу всего придумала, но денег пока впритык — на корм и зарплату.

Ладно, это всё лирика, а тут практика, и не самая весёлая. У меня реально попа в мыле, я даже переодеться не успеваю — ношусь в платье.

Тряпки и вода на месте, медведь под наркозом — доктор выковыривает из бедняги пули. А у нас иппотерапия начинается через пятнадцать минут. Сегодня придут трое особенных деток с родителями, и после занятия надо обеспечить им чай с плюшками. Плюшек нет, их надо было заказать с утра.

— Алло, да… — прижимаю телефон щекой к плечу, бегу в домик для персонала. — Булочки французские. Двенадцать штук, пожалуйста.

Заканчиваю разговор с пекарней и вижу на экране смс.

11:21 Костя: Не обижайся на меня, котёнок!

Ой, иди ты в жопу!

Я сую телефон в карман платья, хватаю ещё ветошь и несусь к клетке с медведем.

А там ЧП: любопытная мадам из посетителей решила посмотреть, что тут такое интересненькое происходит. Посмотрела — теперь лежит в обмороке.

Михал Иваныч шлёпает слабоумную по щекам. Помогаю депутату оживить мадаму нашатырем. Спонсор нашатыря — ветеринар. Она не отвлекается от операции — нельзя.

Женщина в себе, но её конкретно шатает. Я увожу её подальше, усаживаю на лавочку и вызываю скорую помощь. Оказывается, у дамочки проблемы с сердцем в анамнезе.

Капец, а не день! Мой телефон снова пиликает — смска.

12:05 Костя: Котёнок, какие на тебе сегодня трусики?

Хлопаю глазами и не верю, что у Костика хватает наглости… Хватает. Ещё как! В следующем смс он просит меня найти укромное местечко и позвонить ему по видеосвязи. Типа я должна уединиться и поласкать себя на камеру, а он подрочит.

Слов нет! Приличных точно не нахожу.

Вырубаю телефон, сую его в карман — вечером включу, как раз мама должна позвонить, уже из санатория.

Скорая и булочки приезжают одновременно. Я иду по территории фермы, а за мной тянется шлейф сдобного аромата и бригада медиков.

Чую, к вечеру у меня будет дёргаться глаз.

* * *

Сижу на куске туристического коврика рядом с клеткой и смотрю на мишку — отходи от наркоза, но медленно. Он похож на лоскутное одеяло — шерсть в местах, где оперировала доктор, аккуратно выбрита. Заштопали его, конечно… Жуть! Но дышит увереннее.

Поить медведя нельзя до завтра, а очень хочется. Губы и нос у него пересохли. Бедненький. Я вытираю собравшиеся на глазах слёзы — ничего не могу с собой поделать. Смотрю на несчастного зверя и рыдаю. Тихо, чтобы его не напугать.

Ой, кажется, глаза открыл!

Подползаю на четвереньках ближе к клетке. Точно — открыл. А моргать сможет? Мой кот после наркоза не мог моргать, и врач говорила, чтобы я делала это за него — пальцами. Вроде, если не помочь, то глаза пересохнут.

Хм, а руки в клетку совать нельзя. И как быть?

Наблюдаю — медведь не моргает. Минуту, две, три… Чёрт, придётся, наверное, нарушить технику безопасности. В конце концов, если он глаза открыть-закрыть не может, значит и мне ничего не сделает.

На свой страх и риск я осторожно просовываю руки между прутьями и с молитвой «моргаю» за мишку. Он не шевелится, но издаёт стон облегчения. И — клянусь! — это почти человеческий вздох! У меня от этого звука мурашки по спине прыгают.

Выдыхаю — меня трясёт так, что зубы клацают. Адреналин — ого-го!

Зубы у медведя большие, острые, и когти с мой палец размером. Он занял собой практически всю клетку, бок шерстяной сквозь прутья выпирает — маловат ему домик.

— Хорошо тебе, увалень? — говорю, чтобы успокоиться, а голос дрожит. — Уже должно быть хорошо, — подбадриваю не то себя, не то зверя.

Пятки кожаные — милые, и не пахнет он совсем. Странно. Обычно от медведей так прёт, что хоть противогаз надевай.

— У-у-у… — жалобно стонет мишка.

Не знаю, откуда знаю, но уверена — он просит меня «поморгать». Я снова сую руку в клетку. Медведь пытается достать языком моё предплечье. Конечно, у него ничего не выходит. Наркоз ещё действует.

— Здесь тебя никто не обидит, — под моими пальцами приятно ходит мягкая шерсть. — Кормить будем вкусно, в просторный вольер переселим. С берлогой, между прочим. Зимовать тебе у нас по-любому.