Только люби - Лана Черная Страница 19

Сделала глубокий вдох. Выдохнула. Только не паниковать. Нельзя паниковать. Прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, что произошло до того, как я оказалась в этой кромешной темноте. Попыталась и…ничего. Пустота, такая же вязкая, как тьма вокруг.

— Ева! – донеслось издалека. — …помоги…

Голос мужской, надтреснутый. И до одури знакомый. И мне вдруг показалось важным вспомнить, кто меня зовет. И почему именно меня? Что с ним? Зачем ему помощь? Какая-то догадка мелькнула на грани сознания и растаяла, едва я успела ее уловить.

— Ева… – эхом сквозь густую темноту.

Я хотела крикнуть в ответ, сказать, что я здесь, я рядом, но вместо слов из саднящего горла вырвался лишь сип.

Мысленно выругалась и сделала шаг. Я не видела пола, а ноги ощущали прохладу кафеля. Почему я босиком?

Но думать было некогда – голос позвал снова. И он стал ближе. Или показалось? Я ступала медленно, как канатоходец, лавируя во мгле. Шаг, еще один и еще…

— Давай, девочка, ну же…помоги…мне… — шепот, тихий, ломающийся. Из последних сил и уже недалеко. — Я же не смогу…

Кивнула и снова шагнула в темноту.

— Ева, мать твою!

Кто-то ударил в спину и я рухнула на колени. Судорога скрутила мышцы. Закусила губу. Я была совсем рядом, но никого не видела. Пальцы по-прежнему утопали во мгле и ничего не ощущали: ни стен, ни пола под ногами.  Тихо всхлипнула.

Кто же ты, незнакомец? И почему мне кажется, что я тебя знаю?

— Ева…Ева… — еще тише произнес он. И было в его голосе нечто странное. Какое-то горькое отчаяние. Я вся напряглась.

Нет, нет, нет! Ты не должен уходить. Только не теперь, когда я так близко.

И я вдруг поняла, если голос исчезнет – я не выберусь из этой темноты. А мне надо выбраться. Там, вне тьмы, меня ждут. Я знала точно – ждут. Вот только кто?

Давай, Женька, вспоминай! Ну же!

Застыла, поднявшись на ноги. Женька? Женька – это я. Но тот…мужчина звал меня Евой. Почему? Кто он?

— Ева, не смей. Слышишь, даже не думай так легко от меня отделаться.

Согласилась. Я не хотела от него отделываться. Я хотела к нему. Так сильно, что сердце внутри рвалось на части.

Я снова шагнула. Один, два неуверенных шага, попутно растирая сведенные судорогой мышцы.

— Я соврал, Ева…слышишь, меня? Соврал…

В чем? Зачем? Я ничего не понимала.

А судороги стискивали раскаленными обручами легкие. Зажмурилась, пытаясь унять боль. Переждать.

В детстве папа говорил, что если сильно зажмуриться, то все страшное исчезнет. Тогда еще мы были счастливой семьей, а я маленькой принцессой. И я как можно сильнее сжала веки, отсчитывая рваные удары сердца.

И вдруг тьма вспыхнула яркими огнями фонарей. Взорвалась острыми запахами крови и смрада. Крики толпы оглушили. И я, пробирающаяся сквозь обезумевших от зрелища людей, наплевав на сальные шуточки и собственную безопасность. Я искала его. Того, без кого не могла дышать…

—  Стас, — выдохнула и открыла глаза...

…Богдан звонит поздним вечером.

— Евгения Матвеевна, помогите! — без предисловий почти кричит он в трубку. И я роняю книгу, которую читаю, спасаясь от бессонницы.

Бросаю беглый взгляд на спящего рядом сына и тяжело выдыхаю. Мне не нужно спрашивать, что случилось. Я знаю. Откуда-то знаю, что Стас попал в беду.

— Куда ехать? — громким шепотом, на цыпочках пробираясь в супружескую спальню.

Богдан называет адрес заброшенного завода и тут же кричит:

— Стас, сзади!

Треск, маты и связь обрывается, как и мое глупое сердце. Дальше на одних инстинктах: натягиваю джинсы, свитер, вызываю такси. В детской поправляю одеяло сына и мягко целую его в щеку, надеясь, что вернусь обратно. Мне больно уходить, потому что предчувствие холодит спину неизбежной бедой. Больно, что я могу больше никогда не увидеть Даньку. Но я не могу бросить Стаса. Не могу.

И это «не могу» толкает в спину, вниз по лестнице. Впрыгиваю в кроссовки и как воришка пробираюсь по темному двору.

— Женя, что случилось?

Свекровь перехватывает меня у самых ворот: встрепанная, обеспокоенная. Она хорошая женщина и я люблю ее, как родную мать. Но она никогда не примет моей правды, хоть и всегда на моей стороне, словно я ее ребенок, а не мой муж.

Выдыхаю, чувствуя, как нещадно убегает время. Кожей осязаю исчезающие секунды, которые, быть может, сейчас стоят жизни одному несносному мальчишке.

— У меня ученик в беду попал, — говорю чистую правду. Он ведь действительно мой ученик. А сама молюсь, чтобы больше никаких вопросов, потому что не смогу я соврать. Не сейчас, когда я в шаге от того, чтобы послать все к черту. И ведь пошлю, задай она хоть один вопрос.

— Будь осторожна.

Облегчение оказывается мимолетным, потому что спустя минуту такси мчит меня на другой конец города и я медленно схожу с ума.

На огромном пустыре полуразвалившегося завода много людей. Из железных бочек рвутся языки пламени, ветер гоняет по земле всякий мусор и забивает легкие вонью канализации и крови. Последний запах, вязкий, оседающий горечью на языке самый яркий. Как и крики толпы.

Я выбираюсь из машины такси и прошу водителя подождать десять минут. Он соглашается не сразу и отъезжает подальше от странного места, пропахшего смертью, но останавливается так, что я вижу красные огоньки.

И только потом иду вперед. Нет, я бегу. Глазами выискивая того, ради кого здесь. Расталкивая толпу пьяных подростков, сбивая с ног раскрашенных девиц. Кто-то кажется даже узнает меня, потому что я слышу шепот в спину: «Да это же училка наша». Оборачиваюсь, но никто не смотрит на меня. Послышалось? Встряхиваю головой. Плевать. Сейчас мне плевать на все, даже если завтра я лишусь работы и на моей карьере будет поставлен жирный крест.

Плевать, потому что я должна найти Стаса. Я продираюсь сквозь толпу, которая неожиданно подается вперед, словно там вдруг показали нечто невероятное. Я кричу, пытаясь продраться сквозь живую массу людей, но без толку. Я зову Стаса, но улюлюканье и визги сжирают мой зов, как лава погребла под собой Помпею. И вдруг все замирают, словно по мановению волшебной палочки. Застывают, изумленные раскрывшейся перед ними картиной. И только я пользуюсь всеобщим ступором, выбираюсь из толпы и буквально падаю на белобрысого парня.

— Евгения Матвеевна, — выдыхает мальчишка голосом Богдана Бродина. — Вы все-таки пришли.

Киваю и тут же вцепляюсь в его кожанку, встряхиваю.

— Где он? Где Стас?!

Кажется, получается слишком громко, потому что я слышу изумленное:

— Ева…

Оборачиваюсь, схлестываясь со своим персональным космосом, и проваливаюсь в черную бездну, потому что он вдруг улыбается как-то сумасшедше и падает на темный асфальт. Рвусь к нему, падаю на колени, в ужасе отмечая, что по его белой футболке расползается багровое пятно.