Я - осень, а ты май - Анастасия Бельская Страница 14

— Меня тревожит слово «свидание», — невесть зачем сообщаю я.

Тот слегка приподнимает брови, но затем быстро ориентируется.

— Хм. Что ж, хорошо, готов забыть об том слове ради тебя навсегда. Кстати, что за слово? Не помню. Ты скажешь, когда наша следующая встреча?

М-да, смущение и растерянность — точно не его конек!

— У меня маленькая дочь, и я не знаю, когда будет время.

— Не проблема. Знаешь, есть такие штуки, там нажимаешь разные кнопки — и человек, где бы он ни был, может в любой момент с тобой поговорить. Знаю, звучит безумно, но и такое существует в наш сумасшедший век.

Я смеюсь, качая головой, и вытаскивая мобильный. Его намеки — нечто, что ломает мои страхи именно потому, что смешат и звучат крайне безопасно. А последнего мне безумно не хватает в последнее время.

Я продиктовываю свой номер, и Ренат тут же делает дозвон — удовлетворенно кивая, когда слышит мелодию на моем телефоне.

— Отлично, теперь и у тебя есть мой номер. В случае чего, знай — я одинок, холост, и готов заехать за тобой в любое время, чтоб пойти «туда_куда_нельзя_называть».

Он подмигивает, снова вызывая мой смех, и мы возвращаемся на работу, каждый в свой отдел, и каждый в свои проблемы. Но мне становится самую чуточку легче — потому что я знаю, что в меня поверили.

А если другие говорят, что я справлюсь — значит, я действительно смогу. Потому что иногда нам не хватает своей веры, и тогда мы подкрепляемся верой других.

Всю оставшуюся неделю я живу примерно в таком же ритме — утром кофе, сборы, садик, и быстрее на работу. Там снова кофе, летучка, на которой я все еще только слушатель — а затем в свой отдел, готовиться к запуску колонки. Это — не только высиживать идею. Мы много продумываем, Денис занимается дизайном, Алла исследует наших читателей — кого и что может зацепить, сколько вообще женщин у нас по статистике. Выходит, не так уж много — все-таки научных новостей здесь гораздо больше. Но я не отчаиваюсь — если Александр Дмитриевич разглядел необходимость моей колонки в своем журнале, значит, она действительно нужна тут.

А уж мое дело создать ее максимально интересной.

К концу недели у нас уже есть несколько статей, которые я могу презентовать на летучке завтра. Я придирчиво читаю и перечитываю их — пытаясь найти изъяны или несоответствия. Вроде все неплохо, и даже интересно — но все равно уверенности нет. Как-то… слишком банально, что ли.

— Ты слишком требовательна к себе, — настаивает Алла, когда я делюсь с ней своими мыслями, — это — отличные статьи. Уверена, Александр Дмитриевич оценит твои старания.

— Да. Наверно… — Я верчу листы так и эдак, и отпиваю кофе из черт знает какой по счету кружке, — просто мне кажется, что мы не сообщаем ничего нового. Женщины, которые читают наш журнал — это не глупые мамы в декрете, понимаешь? Им нужен свежий взгляд, новый виток информации. Чтобы они прочли и такие — да, черт, я этого не знала! И именно в нашем журнале смогла узнать…

Аллочка выгибает одну бровь, но ничего не говорит — лишь качает высокой прической, и поправляет платье. Она, кажется, единственная, кто наряжается на работу — я после первого же дня отодвинула юбку в дальний угол, и предпочтительно ношу удобные свитера и брюки.

— Ладно. Давай по домам уже — завтра тяжелый день у всего нашего отдела. Так сказать, день «Икс».

Да, завтра на летучке я впервые буду выступать перед всеми. С статьями, которые мы разрабатывали всю неделю. Господи боже, я даже есть не могу от волнения…

Перед выходом из здания я замечаю Максима, курящего у входа. Он что-то набирает в своем телефоне, не глядя вокруг — и у меня появляется редкая минута, чтобы издали понаблюдать за ним. Последние дни мы почти не пересекаемся — он проходит мимо, даже не здороваясь, а я не позволяю себе слишком долго задерживать на нем взгляд. И вот результат — я так соскучилась по его чертам, что теперь с какой-то жадностью их впитываю.

Он словно стал уставать больше, чем раньше. Под глазами углубились тени, словно он, подобно мне, мало спит по ночам. Нахмуренные брови — не помню, когда последний раз видела их расслабленными. Длинные пальцы, которыми он держит сигарету, в который раз заставляют мой живот сжаться, и дышать чаще — я до сих пор кайфую от вида их. И от пятнышка на руке, разлетающегося крыльями в разные стороны.

Кому он пишет? О чем так озабочен? И долго еще мы, работая в одной редакции и являясь соседями, будем вот избегать друга друга?

Максим делает еще одну затяжку, а затем словно дергается, и резко поворачивается ко мне. Его глаза — каре-зеленые, но издалека просто карие, — прожигают меня насквозь, а бровь подлетает наверх, словно спрашивая: «Чего тебе?».

Я поспешно отворачиваюсь, ругая себя за слабость, и тут же вижу идущего навстречу Рената. С ним наше общение тоже пока на паузе — слишком загруженная неделя у каждого.

— Ну, как ты? — он встает рядом, держа руки в карманах модного пальто, с идеально уложенными блондинистыми волосами, — завтра твой день. С нетерпением жду выступления.

Я слабо улыбаюсь, чувствуя тошноту от паники, слабость, и осознание, что сейчас за мной наблюдают.

Хотя вот последнее меня вообще волновать не должно!

— Ага, — киваю, и чуть-чуть тру лоб ладошкой, — слушай, а это всегда так — ощущение, будто тебя завтра казнить будут, а не выслушивать идеи?

Ренат смеется, и кивает в сторону своей машины, явно предлагая подвезти. Я киваю — сегодня слишком слякотно, а от моего дома до садика ближе, чем от работы.

Мы усаживаемся в теплый салон красного Пежо, и мужчина делает печку горячее, явно каким-то нутром чувствуя, какой я мерзляк.

— На самом деле, потом привыкаешь. — Отвечает он на мой риторический вопрос, когда я начинаю легче дышать, — я вот вообще не парюсь — просто сам веган, и знаю, что будет интересно таким, как я. Поэтому обычно мои статьи «заходят» — и у главреда нет ко мне вопросов.

Он подмигивает, вырудивая с парковки, а я затихаю, раздумывая над его словами. А ведь он прав, черт возьми. Очень сильно прав…

— Кстати, на счет завтра. Если все пройдет удачно — когда все пройдет удачно — хочу угостить тебя смузи в одном крутом месте. Удобно будет?

Я улыбаюсь его непрошибаемой уверенности, даже учитывая, что ни разу не написала ему за неделю. Мне приятно такое — никто не любит долгомнущихся мужчин.

— Давай решим завтра, ладно? Я честно не против, просто пока ни о чем другом думать не могу.

— Понимаю. — Ренат тормозит рядом с моим домом, и поворачивается всем корпусом, демонстрируя широкую грудь, — ничего страшного, потому что уверен — ты справишься круче, чем сама думаешь. Удачи.

— Спасибо. — Киваю я, покидая машину, и дожидаясь, пока он отъедет.

Боже, а можно мне еще немного его уверенности во мне, и тогда я сама, наконец, поверю? Потому что, кажется, у меня снова появились силы…