Казанова - Герман Кестен Страница 14

В этом мире не говорят почти ничего, что можно понять вточности, как сказано…

Дени Дидро «Жак-фаталист»

Его несчастья начались в гавани Хиоццы. Еще много разКазанова сам ввергал себя в несчастье.

Уже на первом шаге в мир он потерял деньги, имущество,здоровье и некоторые иллюзии и поэтому, вероятно, пошел бы на дно, если б не сбольшими жертвами, усилиями и хитростями словно за собственные волосы невытащил себя из болота. Он думал, как он говорит о себе, что нуждается лишь всобственном остроумии, чтобы сделать из себя что-нибудь в этом мире. Думать такмог только очень молодой человек.

В кофейне Хиоццы он встретил длинного, одноглазогомонаха-якобита Корсини, который привел его на обед в Академию Макарон, где напари ели макароны, и на комический манер сочиняли макароническую поэзию,смешивая многие языки и диалекты в полном вавилонском столпотворении. Казановасъел множество макарон, сочинил экспромтом десять стансов и был провозглашенкнязем макаронников. Затем он последовал за монахом прямо в бордель, которыймог бы найти и без него, из похвальбы лег там с самой безобразной женщиной, апотом пошел в трактир, где компания монахов выиграла у него все деньги.Обманутый сочувствием, хорошо разыгранным монахом, и подстрекаемый к новойигре, Казанова на следующий день принес свой сундук ближайшему ростовщику изаложил одежду, белье и т.п. за тридцать цехинов, причем проницательныйростовщик с трудом уговорил его забрать назад три рубашки и скатерть, потомучто у Казановы были верные предчувствия, что вечером он отыграет все потерянныеденьги. Вечером в компании тех же монахов он потерял свои тридцать цехинов, ана пути домой с испугом заметил, что опять заразился, второй раз за год.

Много лет спустя Казанова в отместку издал памфлет противпредчувствий; если делать лишь дурное, все дурным и кончится.

В следующей гавани, Осара, он свалился бы от голода ираскаянья, если бы не молодой монах ордена босоногих брат Стефано из Беллуно,которого лодочник взял даром из уважения к Франциску Ассизскому, пригласившийего на трапезу, вымоленную им у прихожанки. Там Казанова встретил священника,который пригласил его на ужин и ночлег и читал ему свои стихи, которые Казановахвалил. Там он целовал молодую домоправительницу священника, принесшую утреннийкофе, а ночью два часа подряд наслаждался ею. Как вспоминает Казанова,единственный раз в жизни он имел сношение несмотря на острую венерическуюболезнь. В гавани Полы он осмотрел римские древности.

В Анконе он должен был двадцать восемь дней проходитькарантин в лазарете, так как в Мессине свирепствовала чума.

Казанова и его нищенствующий монах надеялись жить один засчет другого. Казанова уже выступал с апломбом мошенника, требуя без единого сув кармане комнату для себя и монаха, и в то время как монах был горд и могспать на соломе в углу комнаты Казановы, он без монаха умер бы с голоду.Наконец Казанова прямо сказал монаху о своей нужде, однако представил ему, чтов Риме он, как секретарь венецианского посланника, будет купаться в деньгах.Монах спросил только, может ли он писать; сам он мог написать лишь свое имя ито помогая себе обоими руками. Как сообщник нищенствующего монаха Казановадолжен был ежедневно писать восемь прошений; францисканец был убежден, что надостучать в восьмую дверь, если в семь дверей стучался напрасно. Женщинытребовали писать латинские цитаты. «В наше испорченное время», жаловался монах,«уважают только ученых».

От написания прошений пошли кучами съестные припасы, и бурдюкивина. Но Казанова, чтобы излечиться, пил только воду, держал двухнедельнуюдиету и не покидал постели. Как-то раз он прогуливался по двору лазарета вместес турецким купцом из Салоник, стариком с трубкой во рту, который был владельцемпервого этажа, двора и людей, среди которых была поразительно красиваягреческая рабыня.

Казанова уставился на нее. Когда их взгляды встретились, онаопустила красивые глаза. Она была высокой, гибкой, черноволосой, у нее былабелая кожа и сладострастный вид в греческой одежде.

Казанова уронил ей под ноги записку. Он молится на нее. Онбудет ждать всю ночь на балконе. Если она поднимется на тюки материи, сложенныепод балконом, то через узкое отверстие в полу они смогут друг с другомшептаться.

Она пришла в полночь. Он лег на пол. Она стояла на балке,опираясь рукою о стену. Они говорили о любви. Ненасытно целовал он ее руку,которую она просунула в отверстие. Когда он просунул свою руку и ласкал еегруди, она целовала его локоть.

На следующий день Казанова заметил, как по приказу гречанкирабы положили под его балкон широкие тюки с хлопком. Тогда большими клещами онвытащил четыре гвоздя из доски в полу балкона.

Когда она пришла в полночь, он поднял слабую доску и онисмогли просунуть голову и руку. «Ее рука поглощала все мое существо.»

В следующий раз она просила выкупить ее, ведь онахристианка. «У меня нет денег», сказал он. Она тихо вздохнула.

На следующую ночь она предложила ему взять ящичек салмазами, каждый из которых стоит две тысячи пиастров; она стоит всего две тысячипиастров, он сможет выкупить ее с выгодой, а на остаток они смогут жить врадости. Турок ничего не заметит или не заподозрит ее. Казанова просил время нараздумье и объявил на следующую ночь, что любит ее, но не может участвовать вворовстве. Она тихо вздохнула. «Ты хороший христианин, но не любишь меня так,как я тебя.»

Это была его последняя ночь в лазарете. Она просила:«Подними меня.» Он схватил ее за руки, поднял наверх и почти овладел ею, какпочувствовал удар кулака по плечу, услышал голос охранника и дал ейускользнуть. Она убежала в свою комнату. Он хотел убить охранника и ещенесколько часов лежал на балконе.

Утром он пошел к патеру-минориту Лазари, который дал емуримский адрес епископа Бернардо и десять цехинов. Казанова расплатился сдолгами, купил башмаки и голубой плащ, и без брата Стефано поехал в Нотр Дам деЛорето, где была хорошая библиотека. Через несколько дней прямо на улице оннеожиданно встретил брата Стефано, который в восхищении промыслом божиимсказал, что святой Франциск будет заботиться о них обоих.

Стефано был тридцатилетним, сильным, рыжеволосымкрестьянином, который стал монахом из лени и убежал из своего монастыря, онговорил о религии и женщинах с остроумием арлекина, бесчувственного к той идругим, а за столом обсуждал такие неприличные вопросы, что краснели старики.Все сексуальное казалось ему сверхсмешным. Как-то в деревенской церкви, когдаслегка навеселе, он читал мессу, не зная ритуала, брал исповедь сразу у целойсемьи и не давал отпущения грехов красивой тринадцатилетней девушке, грозя ейадом, Казанова дал ему пощечину, и они расстались. «Этот болван», говоритвозмущенный Казанова, «считал себя всех во всем превосходящим».