Медовый месяц с чужой женой - Ольга Коротаева Страница 13

Я потёрла лоб и наклонилась к зеркалу: вроде шишки нет. Коснулась пластыря на виске и поморщилась. Бедовая задница голове покоя не даёт. Надо беречь голову: то коллекторы, то бывший, то тараню шкафы… Застыла, глядя себе в глаза. Я уже думаю о Вите, как о бывшем? И сомневаться не стоит, после того, что он едва не сделал. Мало того, что руку поднял, так ещё изнасиловать собирался, пока я без сознания лежала. Скривилась: я головой ударилась, а он даже помочь не попытался, сразу бросился трусы снимать. Не первый будет, понимаешь ли.

Мне всё ещё было сложно поверить, что парень, который дарил мне цветы, водил на романтичные прогулки, помогал мне, маме и нашему приюту запросто продал меня другому мужчине. Я опустила голову и медленно выдохнула: ну зачем мне себя изводить? С этим прекрасно справляется моё личное чудовище.

Вздрогнула: он же мне всего семь минут дал! А я тут решила думам тяжёлым предаться. Ой… Ещё говорил про то, что мы куда-то поедем. Осмотрела себя критически. Мне всё равно, как я выгляжу перед монстром, который и так меня постоянно глазами раздевает, но не всё равно, как на меня посмотрят люди.

Я согласилась выйти за Витю, и он в тот же день увёз меня в Лас-Вегас. Я приехала в этот город в том, в чём была. Ни чемодана, ни запасной одежды — Дорогов все обещал восполнить. А сейчас всё, что у меня с собой — это я — глупая дурочка, что поверила в сказку. Витя купил мне платье, бельё, туфли. Сейчас от этого почти ничего не осталось, даже трусы я выбросила, чтобы не напоминали о подлости того, кого люблю… Стоп! Любила!

Но в белой футболке и чёрных трикотажных шортах, что дала мне Стелла для сна, я никуда пойти не могла. Во-первых, в этом я похожа на школьницу, которая сбежала с физкультуры. Во-вторых, футболка полупрозрачная, через неё даже соски видно, а куда подевались штаны и тонкий свитер, что привез мне охранник в больницу — не представляю. Я с трудом вообще помню, что было после того, как мы приехали в этот дом. Мне достаточно голодных взглядов Макса, не хватало, чтобы на меня другие пялились.

Я решительно вышла из уборной и, не увидев в спальне хозяина дома, облегчённо выдохнула.

Подошла к гардеробной и распахнула дверь: должно же здесь быть что-то, что мне подойдёт? Перебирая десятки костюмов, старалась не принюхиваться к приятным ароматам. Их источник обнаружила в большом шкафчике, чьи стеклянные полочки были заставлены самыми разнообразными флакончиками, один вид которых кричал, что это безумно дорого.

Я не удержалась и прыснула на себя из одного флакона. Едва не утонула от наслаждения, вдохнув дымно-коричное облако, но снова отрезвила себя напоминанием о времени. Наверняка оно уже вышло, и Макс рычит и матерится, а его сейчас лучше не злить, а приручить… По спине поползли мурашки, но я была решительно настроена что-нибудь придумать. И желательно для этого одеться.

В итоге выбор пал на молочную мужскую рубашку из нежнейшей ткани. Надев её, посмотрела на себя в зеркало и натянуто улыбнулась: оттенок ткани визуально освежил мою кожу, а струящаяся ткань мягко обтекала формы.

Длиной рубашка мне была до середины бедра и вполне могла сойти за короткое платье. Вот этот платок, что попался на глаза на другой полке, использую в качестве пояса, закатаю рукава. Туфли, — единственное, что я оставила от свадебного наряда, — прекрасно подходили к новому образу и чудом оказались возле кровати.

Я покружилась перед зеркалом. Шорт не видно, а вот выглядывающая из-за воротника футболка портила весь образ.

Я чертыхнулась и, раздевшись, стянула её через голову. Вновь надела рубашку и, подпоясав себя платком, еще разок улыбнулась своему отражению. Но улыбка застыла у меня на лице, когда в зеркале я заметила хмурого и напряженного Макса.

Честенер молча стоял на пороге и смотрел на меня так грозно, что задрожали колени. Давно он здесь? Сколько я собираюсь? Наверняка, жутко опоздала, потому «муж» и зол.

Обернулась и, нервно облизнув губы, проговорила:

— Ты сказал, что мы поедем в магазин. Я не могла позволить себе выглядеть сбежавшей с урока школьницей. Прости, что позаимствовала твою вещь. Потом я всё постираю и верну на место.

Макс качнулся назад, мотнул головой, будто вытряхивал оттуда неприятные мысли, сделал три больших шага ко мне. Я испуганно отступила и легонько ударилась поясницей в комод. Затряслась перед монстром, как загнанная в ловушку добыча, вцепилась в дерево непослушными пальцами. Глядела в потемневшие от непонятной мне ярости глаза Макса и уговаривала себя не шевелиться. Мне всё равно не сбежать от хищника, нельзя выказывать страх, если я хочу попытаться приручить зверя. И почему он так разозлился? Он может позволить себе хоть каждый день менять рубашки, выбрасывая те, что уже носил.

Гадая об этом, я ощутила, как ладонь Честенера нахально легла на бедро. Макс задрал ткань рубашки, оголив ногу до самого верха. По коже метнулись колючие мурашки, и страх схватил за горло. Я судорожно вдохнула и, не отрывая настороженного взгляда от холодных глаз монстра, затаила дыхание. Опять? Когда мужские пальцы коснулись шорт, олигарх скривился в знакомой злобной усмешке. Неожиданно он присел и, рывком сдернул их вниз. Я ахнула, а Макс, одним движением порвав шорты на клочки, поднялся и яростно прошипел:

— Никакого белья, — его дыхание опалило моё ухо. — Еще раз увижу, оттрахаю на месте, недотрога же-на.

И, сжав мой подбородок, вторгся языком в рот. Приходилось глотать его ярость и упираться ладонями в грудь, чтобы не позволить завалить себя на комод. В голове набатом стучали страшные мысли, что этот ужас за тридцать дней вывернет меня наизнанку, перемелет, как мясорубка. Но я же кукла, не имею права что-то чувствовать и сопротивляться. Почему же всё ещё жду нормального отношения к себе от зверя?

Макс отстранился лишь, когда в моих глазах совсем потемнело.

Он глубоко вдохнул и поморщил нос, отчего горбинка возле переносицы сильнее выделилась. Мужчина наклонился к губам, будто собирается продолжить начатое. Вздрогнув, я напряглась.

— Иди в машину, — тихо приказал мой палач и неожиданно отступил. Я облегчённо выдохнула и мельком заметила, что сильно сжал правую руку. Он часто так делает. Может, у него ломит кости? Или чешется кулак, чтобы меня ударить. От мысли об этом льдом стянуло затылок. Покачнувшись на каблуках, я с трудом удержала равновесие и, пошатываясь побрела к выходу. Непривычно неприкрытую промежность касался холодок, и от осознания, что придётся ходить без трусов, быть беззащитной каждую минуту, пересохло во рту.