120 дней Содома - Маркиз Де Сад Страница 13

Сто пятьдесят простых или первоклассных статей, составляющихтридцать ноябрьских дней, наполненных повествованием Дюкло, к которымпримешались скандальные события в замке, записанные в форме дневника в течениеуказанного месяца.

Первый день

Первого ноября все поднялись в десять часов утра, как этобыло предписано распорядком, который все поклялись ни в чем не нарушать.Четверо «работяг», которые не разделяли ложе друзей, привели к ним, когда тевстали: Зефира – к Герцогу, Адониса – к Кюрвалю, Нарцисса – к Дюрсе и Зеламира– к Епископу. Все четыре мальчика были очень робки, еще очень скованы, но,ободряемые каждый своим вожатым, они прекрасно выполнили свой долг, и Герцогпришел к финишу. Остальные трое, более сдержанные и менее расточительные поотношению к своей сперме, входили в них столько же, сколько и он, но ничего невкладывали туда от себя. В одиннадцать часов перешли в апартаменты женщин, гдевосемь юных султанш явились нагими и в таком же виде подавали шоколад. Мари иЛуизон, которые верховодили в этом серале, помогали им и направляли их. Всетрогали друг друга, много целовали; восемь несчастных крошек, жертвы из радавон выходящей похоти, краснели, прикрывались руками, пытаясь защитить своипрелести, и тотчас же показывали все, как только видели, что их стыдливостьвозмущала и злила их господ. Герцог, который вновь напрягся очень быстро,примерил свое орудие к тонкой и легкой щели Мишетты: лишь три дюйма разницы.Дюрсе, который был главным в этот месяц, совершил предписанные осмотры ивизиты, Эбе и Коломб были не в форме, и их наказание было немедленно назначенона ближайшую субботу во время оргий. Они заплакали, но никого не разжалобили. Оттудамы перешли к мальчикам. Эти четверо, которые так и не показались утром, то естьКупидон, Селадон, Гиацинт и Житон, по приказу сняли штаны; некоторое время всезабавлялись этим зрелищем. Кюрваль целовал всех четверых в губы, а епископнаскоро потеребил им хоботки, пока Герцог и Дюрсе занимались кое-чем другим.Визиты закончились, все было в порядке. В час дня друзья переместились вчасовню, где, как известно была устроена уборная. Из-за распорядка,предусмотренного на вечер, пришлось отказаться от многого позволенного, ипоявились лишь Констанс, мадам Дюкло, Огюстин, Софи, Зеламир, Купидон и Луизон.Все остальные тоже просились, но мы приказали им поберечь себя до вечера. Нашичетверо друзей, занявшие посты вокруг одного сидения, сооруженного для этого замысла,усадили на это кресло одного за другим семь «объектов», и удалились, достаточнонасладившись этим зрелищем. Они спустились в гостиную, где, пока женщиныобедали, болтали между собой до тех пор, пока им тоже не подали обед. Четверодрузей разместились каждый между двумя «работягами», согласно правилу, котороеустановили: никогда не допускать женщин к своему столу; четыре нагие супруги,которым помогали старухи, одетые в серое монашеское платье, подали великолепнуюеду, самую вкусную – насколько это только было возможно. Не могло бытьпроворнее кухарок, чем те, которых они привезли; им так хорошо платили и такхорошо снабжали, что все было организовано великолепно. Эта еда должна былабыть менее плотной, чем ужин; мы довольствовались четырьмя великолепнымисервизами, каждый на двенадцать персон. Бургундское появилось вместе схолодными закусками, бордо было подано с горячей закуской, шампанское – кжаркому, эрмитаж – к преддесерту, токайское и мадера – к десерту. Понемногунапитки ударили в голову. «Работяги», которым именно в этот момент были данывсе права на супруг, немного поиздевались над ними. Констанс была даже немногопотрепана и побита за то, что не принесла немедленно тарелку. Эркюль, видя себяв милости Герцога, решил, что может издеваться над его женой, что вызвало утого смех. Кюрваль, изрядно захмелевший к десерту, бросил в лицо своей женетарелку, которая могла бы раскроить той голову, если бы она не увернулась.Дюрсе, видя как возбудился один из его соседей, не слишком церемонясь, хотя и былза столом, расстегнул штаны и выставил свой зад. Сосед пронзил его; когдаоперация была завершена, все снова начали пить так, словно ничего не было.Герцог вскоре проделал то же самое со «Струей-В-Небо» и держал пари, чтохладнокровно, не дрогнув, выпьет три бутылки вина, пока его будут обхаживатьсзади. Какая привычка, какое спокойствие, какое присутствие духа при этакомраспутстве! Он выиграл пари; поскольку он пил не натощак, эти три бутылкисвалились на более чем пятнадцать других, и он поднялся несколько утомленный.Первым предметом, который попался ему на глаза, была его жена, плачущая из-заскверного обхождения с ней Эркюля; эта картина возбудила его до такой степени,что он немедля начал вытворять с ней такое, о чем мы пока еще не можемговорить. Читатель, видящий как мы смущены подобным началом, чтобы привести впорядок наш сюжет, простит нас за то, что мы пока что скрываем от негонекоторые незначительные детали. Наконец, перешли в гостиную, где новыеудовольствия и наслаждения ждали наших чемпионов. Там прелестная четверкаподнесла им кофе и ликеры, она состояла из двух прекрасных молодых мальчиков:Адониса и Гиацинта и девочек – Зельмир и Фанни. Тереза, одна из старух,руководила ими; было принято, что повсюду, где собиралось двое-трое детей, за нимидолжен быть надзор. Четверо наших распутников, полупьяные, но все же решительнонастроенные соблюдать свои законы, довольствовались поцелуям и прикосновениями;их развращенный ум умел приправлять все эти тонкости долей разврата и похоти. Вкакой-то момент показалось что Епископ вот-вот прольет семя от тех необычныхзабав, которые он требовал от Гиацинта, пока Зельмир теребила его орудие. Вотуже нервы дрогнули и судорогой передернулось все его тело, но он сдержался,оттолкнул подальше от себя соблазнительные «объекты», зная, что ему ещепредстоит нелегкая работа, и сохранил себя, по меньшей мере до конца дня. Мывыпили шесть различных сортов ликеров и три вида кофе; наконец, час пробил, двепары удалились, чтобы одеться. Наши друзья устроили себе четвертьчасовуюсиесту, после чего мы прошли в «тронный зал». Так был назван зал,предназначенный для повествований. Друзья устроились на диванах, в ногахГерцога сидел его дорогой Эркюль, рядом с ним нагая Аделаида, жена Дюрсе и дочьПредседателя; напротив – четверка, связанная со своей нишей гирляндами, так,как это было задумано: Зефир, Житон, Огюстин и Софи – в костюмах пастушек подпредводительством Луизон, одетой старой крестьянкой и исполняющей роль ихматери. У ног Кюрваля расположился «Струя-В-Небо», на своем канапе – Констанс,жена Герцога и дочь Дюрсе; напротив – четверка молодых элегантно одетых«испанцев», а именно: Адонис, Селадон, Фанни и Зельмир, возглавляемых старухойФаншон. У ног Епископа находился Антиной, его племянница Юлия на своем канапе ичетверо «дикарей», почти голых: это были мальчики Купидон и Нарцисс и девочкиЭбе и Розетта, возглавляемые старой амазонкой, которую изображала Тереза. УДюрсе в качестве сподручного был «Разорванный-Зад», рядом с ним стояла Алина,дочь Епископа, а напротив – четыре маленьких султанши: здесь было два мальчика,переодетых в девочек; такое утончение доводило до крайней точкипритягательности обольстительные фигуры Зеламира, Гиацинта, Коломб и Мишетты.Старая арабская рабыня, которую изображала Мари, возглавляла катрен. Трирассказчицы, великолепно одетые на манер парижских девушек хорошего тона, селиу подножия трона на канапе, с умыслом поставленное здесь, и Дюкло, рассказчицаэтого месяца, в легком и очень элегантном прозрачном наряде – где было многокрасного и бриллиантов, устроившись на возвышении, так начала историю событийсвоей жизни, в которой она должна была подробно изобразить сто пятьдесят первыхстрастей, названных «простыми»,