Мед - Ляна Вечер Страница 12

— Любишь животных? — моя рука оказывается в нежном плену горячей мужской лапы.

Я смотрю на свою пятерню — на фоне крупных пальцев и широкой ладони. Мы с гостем безобидно держимся за руки, но в этом прикосновении столько интимной чувственности, что кончить можно.

И я почти это делаю…

— Мне при-прибрать та-там надо! — и я вскакивают с дивана, несусь в ванную.

Врубаю воду, подставляю под хлещущую струю ведро, кидаю в него тряпку и лью средство для мытья пола — полбутылки. Руки трясутся, внизу живота сладко ноет и пульсирует. Отжимаю тряпку — с моими трусиками сейчас можно смело поступать так же.

Да что же это такое?!

Прижимаю ладонь ко лбу и ловлю отражение в зеркале. Я не узнаю себя. Взгляд бешено-похотливый, губы припухли — искусала их чуть не до крови — и щёки горят румянцем.

Нимфоманка после бани!

Я поправляю сползшую с плеча футболку, собираю волосы в хвостик и ловлю себя на мысли, что ощущение внутреннего «Я» тоже изменилось. Словно кто-то тумблер переключил: щёлк, и вместо приличной — я бы даже сказала скучной — Дины очнулась совершенно незнакомая мне личность.

* * *

— Ну, здравствуй, мишка, — на пороге комнаты стоит ветеринарша, которая штопала меня в ипостаси медведя. — Или мне называть тебя пёсиком? — улыбается ехидно.

Не соврал Иваныч — врачиха шарит. Узнала меня.

— Привет, — улыбаюсь слабо. — Рад встрече.

— Ещё бы не рад! — хмыкает, ставит на журнальный столик сумку. — У тебя проблемы, медвежонок.

Отрываю голову от подушки и вытягиваю шею — высматриваю булочку в коридоре. В поле зрения её нет.

— Не так громко, доктор.

— Не надо стесняться, — она язвит, вынимая из сумки медицинские штуки. — Дина отмывает подъезд от крови. Мы наедине, — играет бровями. — Надо же так меня развести — пёсик у неё тут! — смеётся.

— Наверное, девочка подумала, что ты не поедешь к человеку.

— Зря. Но сейчас не об этом, — она задумчиво подбирает губы. — Тётя врач забыла дома упаковку с анестетиком. Будет больно.

— Да пофиг, — выдыхаю.

Я сегодня не первый раз слышу эту фразу, но к боли отношусь холодно. Потерплю.

— Значит, к Дианке яйца катишь, да? — ветеринарша готовит рану. — Ой, смотри-и-и! — грозит пальцем. — Обидишь девку — я тебя найду и кастрирую.

Огрызнуться я не успеваю — реально больно! Стиснув зубы, терплю, пока меня штопают. Вот сучка, а!

— Мать твою… — не выдерживаю.

— Дина — она как тётка её, Марина, — докторша болтает и шьёт. — Марина Николаевна, пардон, хозяйка фермы, куда тебя привезли. Короче, тётя и племянница — одного поля ягодки. Подбирают живность всякую, выхаживают.

— Я не всякая живность, — рычу.

— Это да. Ты редкий экземпляр — вас в мире всего несколько сотен осталось. Вымираете.

— А ты кастрировать меня хочешь, — цежу сквозь зубы.

— Это крайняя мера, — врач улыбается, обрезая нитки. — Хоспади, тут дел было на пять минут, а крови потерял… Ничего, восстановишься. Таблеток тебе выпишу. Вкусненьких, — подмигивает.

— Спасибо, — благодарю на выдохе. — Что я должен за работу?

— Сочтёмся, медвежонок. Когда поправишься. Звать-то как тебя?

— Если бы я знал… Не помню.

— Ой-ой-ой, — врачиха качает головой и пишет что-то на листочке. — Амнезия после травмы?

— Видимо.

— Я Тамара, если что. Номер свой на рецепте написала. Станет скучно — высылай денег. Приеду развеселю, — от обезоруживающей улыбки этой женщины меня контузит.

Я тоже улыбаюсь — стерва, конечно, но весёлая.

Тамара уходит, а я оглядываюсь. Уютно тут… Пахнет чистотой.

А хозяйка квартиры — настоящая зажигалочка. Я её только за руку взял, она вспыхнула. Глазёнки зелёные заблестели, щёчки зарумянились, и аромат её изменился: стал ещё вкуснее, слаще. Не согрел её полупокер в лосинах? По-любому — нет. С такими, как он, хорошо по клубам зажигать, остальное мимо.

Я растягиваюсь на диване и закрываю глаза. Надо бы закрепить позиции. Но как? Видимо, я не был мастером по части обольщения женщин. Права булочка — у нас, у животных, всё просто. На инстинктах.