Нежнее шелка - Сьюзен Джонсон Страница 12

— Мне продолжать? — Он уже знал ответ — запах женского возбуждения бил ему в нос.

— Следовало бы ответить «да»…

— Но?.. — Голос у него уверенный, взгляд бесстыдный. Он слишком уверен: она откажется.

— Обычно я не… то есть… это очень… очень смущает, — бормотала она, запинаясь и пытаясь подавить желание, курсирующее у нее в крови. — Как вы думаете, в пищу что-то подмешали? — выпалила она.

— Если бы так, у меня было бы оправдание, — ответил он сердито. А если бы он был благоразумен, оставил бы ее в покое.

— Не следует этого делать, — сказала она, словно читая его мысли.

— Вы правы. — Резко сев, уставился в пространство, будто лекарство от разочарования находилось где-то за горящим фонарем.

— И все же…

Он уставился на нее:

— Что — и все же?

— Не важно.

Он-то весьма далек от этого утверждения, его интенсивно пульсирующая плоть невосприимчива к доводам практицизма. Но, с другой стороны, разве на самом деле ему хочется все это начинать? Или, точнее, чего она потребует от него потом?

— Быть может, мы как-то решим эту проблему? — Он услышал собственные слова, словно вел переговоры о цене патронов. — Это зависит… — начал он.

Она оперлась о локоть; внезапно во взгляде ее появились прямота и откровенность.

— От чего?

Тон ее изменился — съежившаяся женщина, обсуждавшая возможные помехи для занятия любовью, исчезла.

— От того, что вы думаете о продолжении наших отношений, — ответил он тоже прямо и откровенно.

Вдруг она улыбнулась:

— Хотите сказать, что мое мнение по поводу этих отношений может сдержать ваше желание?

Он пожал плечами:

— Возможно.

— Маловероятно, — пробормотала она, глядя на его возбужденную плоть. По тому, как пульсировали его жилы, стало ясно, как бьется у него сердце. Замечательный размер наглядно сводил на нет всякие дальнейшие размышления о помехах, которые у нее могли возникнуть. — Я не думала, что вы… — Она умолкла, и непроизнесенное слово «варвары» повисло в воздухе. — У вас, европейцев, есть какие-то запреты на любовные игры. Вы, случайно, не склонны к монашескому образу жизни? — Христианские миссионеры в этой стране весьма многочисленны.

— Нет, в настоящий момент нет, — сухо заметил он, скользнув взглядом по своему расчехленному дулу в полной боевой готовности.

— Находите меня непривлекательной?

— Напротив, — проворчал он. — Не будь я знаком с вашим отцом, вероятно, не церемонился бы.

Его странно-чарующая галантность неотразима, его мощное тело прекрасно, и перевозбуждение налицо, да и ее распаленные желания безудержно устремились к завершению того, о чем они препирались.

— В моем мире женщины вступают в любовные связи. Прошу вас, не сдерживайте себя. Хватит деликатничать.

— О чем вы?

— Вы знаете о чем, капитан. Любите меня. — Она заглянула ему в глаза, и голос ее прозвучал как приказ.

— Это ваш каприз? — тихо протянул он.

— Я вас оскорбила?

Он колебался: на одной чаше весов — мужская гордость, на другой — сексуальное удовлетворение. Не стоит и гадать, что перевесило.

— Не люблю, когда диктуют и приказывают, принцесса. Предупреждаю на будущее. — Свой упрек он смягчил улыбкой.

— Понимаю, — отозвалась она, улыбнувшись. — Не окажете ли величайшую честь, капитан Драммонд, переспать со мной? Я буду вам весьма признательна. Так лучше?

Он усмехнулся:

— У меня создалось впечатление, что вы готовы сказать что угодно, лишь бы добиться своего.

В прошлом ей не доводилось кого-то уговаривать, любой ее каприз мгновенно удовлетворялся.

— Вы так не поступаете?

— Нет.

— Достойно похвалы. — Она подняла брови. — Человек столь почтительный… и торгует оружием!

Он с укоризной отстранился от нее:

— Если вы, принцесса, что-то хотите от меня получить, вам придется быть потактичней.

— Секс есть секс. Вы и я хотим одного и того же. К чему такие нелюбезности?

— Не знаю, — ответил он, сам не понимая, почему воздвиг себе препятствия, ведь он за долгие годы употребил стольких леди, ни на мгновение не задумываясь. — Может, дело в вашем тоне.

— Бросьте, Хью-сан, — пробормотала она сладко и льстиво, и голос ее был приторнее меда. — Прошу вас, не станем пикироваться.

Охваченная пламенем желания, она откинулась на стеганое одеяло. Ее длинные черные волосы, освещенные лампой, блестели, светлая кожа сияла, как слоновая кость, на фоне алого шелка гибкая фигура и пышные груди роскошно-соблазнительны, ноги зазывно раздвинуты. Но вместо того чтобы поддаться искушению, он озаботился: как часто она это проделывала, приказывая мужчинам ласкать себя?

— Могу ли я подсказать что-нибудь, чтобы помочь вам принять решение? — прошептала она, выгнув спину, и груди ее поднялись великолепными холмиками.

И тут он отбросил все экивоки, перекатился через нее, схватил в объятия так, что она распласталась на спине, и ловко устроился у нее между ног. Теперь он навис над ней, закрывая широкими плечами свет лампы.

— Лучше бы мы решили, сколько вы можете взять… — медленно проговорил он.

— Восхитительная мысль, — промурлыкала она. Дерзкий взгляд капитана предложил ей то, что она хотела, его мужское достоинство невероятных размеров уткнулось в ее пульсирующую щель, хвастливо демонстрируя, к чему все идет. — Я рада, что мы наконец-то пришли к согласию. И в надежде наладить и в будущем дружеские отношения, смиренно прошу прощения, mon capitaine [15], за все, что наговорила.

Сорвавшиеся с ее языка слова на прекрасном французском прозвучали игриво, с чуть насмешливой интонацией, и это напомнило ему, что он чересчур серьезно отнесся к легкому флирту.

— Нет нужды в извинениях, — обрадовался он; на лице его мелькнула улыбка — он снова в своей стихии, ведь ни к чему не обязывающий секс был его специальностью. — Виноват я один.

— Вы так любезны, — прошептала она, приподнимая бедра.

Он улыбнулся.

— Не совсем. Это чистой воды самолюбие, милая моя. — Ласковое слово легко слетело с языка. Так на него подействовал ее венерин холмик, прижавшийся к его плоти.

— Я ваша милая? — Она засветилась восхитительной улыбкой.

— В настоящий момент — да, — сказал он с откровенной наглостью. — С нетерпением буду ждать, когда окажусь в вашем обществе на борту корабля. — Точнее, он надеялся спать с ней всю дорогу — отсюда до Парижа.