Беби - бум для босса - Инга Максимовская Страница 11

Настя

Вот такой вот коленкор, как говорит моя подружка Машка. Я верчусь на кровати, пытаясь устроиться поудобнее. И мне даже удается провалиться в липкое болото противной дремы. Нет, я хотела сначала бежать, но решила, что наломать дров всегда успею. Есть еще время. Процедура оплодотворения назначена через полторы недели. Так что, корабль тонет, воды хватит всем, как говорится.

Я проснулась от грохота и звериного рыка, и сразу не поняла где нахожусь. Натянула одеяоло до подбородка, наблюядая за хаосом творящимся вокруг. Откуда взялось столько цветов, которые сейчас топчет озверевший, рычащий «медведь»?. Дверь валяется на полу, а воздух вокруг противно пахнет алкоголем.

- Да вон она, спит. Точнее спала? – пищит маленькая девушка, одетая в белоснежный халатик, показывая на меня пальцем. Я забилась между подушек,  надеясь, что этот разъяренный мерзавец меня не заметит.

- Так какого хрена мне сказали, что она ушла? – нависает над малышкой Глеб Золотов. Ну, конечно, собственной персоной: наглый, нахальный мерзавец, который чертовски красив сейчас в этой своей ярости. Глаза мерцают в полумраке больничной палаты, как два сапфира.

- Явно произошла ошибка,- блеет девчонка, - у нас Настя Арманова работает. Перепутали видимо. Она в дневную смену была.

Точно, девчонка то другая, хотя похожа с дневной, как клон.

- Ладно, идите на свое рабочее место,- царственно приказывает Глеб Егорович, медленной походкой, словно большой кот, направляясь ко мне. Девчонку словно ветром сдувает, оставляя меня на растерзание ненормальному, сжирающему  глазами скрючившуюся под одеялом, меня. В груди поселяется страх, а вот в низу живота предательский тугой ком, и между ног становится влажно, и дышать тяжело до одури. Я только сейчас замечаю, что вся моя палата просто завалена невероятными розами. Такими нежно – розовыми, похожими на нарисованные. И он их безжалостно топчет, надвигаясь на меня своей громадой.

-Не надо, - пищу, когда мужские руки хватают край одеяла и тащат его на себя,- пожалуйста. Кто нибудь увидит.

- Надо, Федя, надо,- ухмыляется этот наглец. – Я чуть не одурел, пока сюда домчался. И ты хочешь, чтобы я уехал разочарованным. И мне по хрену, пусть видят, пусть вообще весь мир перевернется к черту.

- Я ничего не хочу. Только домой,- трепыхаюсь я под его огненным взглядом, но в душе у меня кочегарят печь все демоны ада. – Я должна вам кое – что рассказать. Это важно. Да послушайте же...

- Потом,- хрипит зверь, расстегивая брюки. Хватает меня за щиколотки и тянет на себя, сначала медленно, а потом рывком до упора, так что я сама того не желая, обхватываю своими бедрами его узкую упругую задницу. О черт, это же мука. Наглец не обращает никакого внимания на то, что в комнате нет двери, и нас могут увидеть. Ему плевать. Он хозяин жизни, и берет все, что его душе желается.

- Пусти,- рвусь в его лапах, но Глеба только распаляет мое сопротивление,- ты пьян. Ты, ты, ты...

- О, мы снова на ты. Прекрасно,- кривит губы Золотов,- Ты так пахнешь, я не знаю, что ты делаешь со мной, но это нечто.

Его шепот обжигает, заставляет замереть. Гипнотический - он действует на меня, как музыка Гамельнского дудочника на глупую крыску. Дурацкое тело ноет от предательского возбуждения.

- Искры,- шепчу я, теряя всякий стыд вместе с остатками разума, когда мужские руки, рывком, избавляют меня от пижамных штанишек.

Душно пахнет розами и похотью, и мир съеживается до размеров микрона. Боже. Прости меня за мой безвольный грех. Я не могу сопротивлятся.

Его руки везде. Выгибаюсь от сладкой истомы, когда Глеб обхватывает мой сосок губами, прямо через тонкий шелк пижамной рубашки. Искры наполняют комнату яркими всполохами. Мужские пальцы проникают под резинку трусиков.

Оен вдруг резко отстраняется от меня, заставив меня застонать, и резко поворачивается в сторону зияющего дверного проема, при этом накинув на меня чертово одеяло. И я глохну от навалившегося на меня бессилия и разочарования. Стону, хотя хочется в голос рыдать.

- Какого хрена?  - снова рычит разъяренный зверь.