Бар "Пьяная утка" - Наталья Егорова Страница 10

В мою голову ещё раньше закралась мысль о том, почему бы это Лидка устраивает открытие магазинчика вечером, а не утром, как все нормальные предприниматели. Почему нет арки из шариков, и не предусмотрен подросток, раздающий флаеры? Хотя, последнее было бы дико и уголовно-наказуемо.

Тарасова искренне любит и уважает всё европейское, поэтому процесс открытия — это не просто распахнуть двери для новых покупателей. Она устроила целую вечеринку с шампанским и закусками. Что-то вроде приема. Выглядело это конечно чересчур пафосно и необычно для гражданина Российской Федерации, но ей, как и всегда, было абсолютно наплевать на любое мнение, которое не совпадало с её.

— Королёвы! — крикнув из дальнего угла своего пристанища, она направляется к нам.

Подав два бокала с шампанским, вопросительно смотрит на меня и брата.

— Ну, и как? — мы её восторгов не разделяем, а Герман вообще хохочет в голос.

— Это шоу-рум. Ты… какого хрена, Лид?! — истерический хохот теперь царапает и моё горло, стоило только представить себя в новом амплуа.

Интересно, а у неё тут нет примерочных кабинок? Но брат опережает.

— Тарасёнок, а где я могу примерить вот это? — отказавшись от шампанского, поскольку был за рулем, он переключается на ассортимент.

В его руках пластиковый прозрачный цилиндр высотой примерно с ладонь. Внутри на штырь довольно приличной толщины (иначе, как ещё обозначить размер) натянут презерватив белого цвета.

Герман стоит достаточно далеко, чтобы я не смогла рассмотреть надпись на корпусе, поэтому я подхожу ближе и щурюсь, чтобы прочитать.

«Королевский жезл» — написано на окрашенной в золото бирке.

— Серьезно? «Жезл»? — переспрашиваю, подняв взгляд с упаковки на брата.

Лида подходит к нам.

— Герман, твоё самолюбие тебя погубит, — качает она головой, затем смотрит на стол, уставленный этими цилиндрами, и выхватывает другой, протягивая ему. — Вот, держи.

— «Райское скольжение», — читает он, коротко ухмыляется и поднимает взгляд на Лидку. — Кажется, я понял, о чем ты.

Но меня их интимные беседы не интересуют. Я уже сую нос в ассортимент, представленный на маленьком аккуратном белом столике.

— Это что? Суровая коммунистическая линейка? — охаю, схватив очередной цилиндр, и тычу им в подругу. — «Иосиф Сталин», «Поцелуй Брежнева», «Гладкость Горбачева», «ГКЧП для любителей острых ощущений»! — моему ужасу нет предела. Кому вообще в голову пришло назвать средства для предохранения от нежелательной беременности, именами таких людей? — Из чего они? Из лодочной резины? Это, как минимум неэтично, Лида.

— М-да, — она чешет подбородок. — Я тоже об этом подумала.

— Я бы на твоем месте убрала их с прилавка.

— А то что? Бабушки затопчут меня, как неверную?

— Навряд ли в этом магазине вообще появятся бабушки, но, как знаешь, — жму плечами.

— Я тебя услышала. Если честно, именно эта линейка мне самой режет глаз, но всё-таки я рискнула их выставить.

— Так, где примерочная? — снова влез Герман.

— Интересно, а байка о соотношении расстояния от кончика большого пальца и до кончика указательного верна или нет? — Лидка отставать не собиралась, и огонек между ними снова вспыхивает.

А я смотрю на них и думаю о том, что когда-нибудь что-то произойдет из ряда вон, что они вдруг поймут, что отлично подходят друг к другу. Я влезать в их дела не собираюсь. Меня вполне устраивает то, что есть сейчас. Ведь, если вдруг между ними ничего не выйдет, то я буквально встану между выбором: брат или подруга. А зная вспыльчивый характер Лиды, это вполне вероятно.

— «Заморские ягодки»? — слышу знакомый голос и оборачиваюсь. — Привет, Тополинка.

Белов! А я всё еще сжимаю колбу с презервативом в руке, на которой как раз и светится бирка с «ягодками».

А он что здесь делает? Неужели Лидка его пригласила? Этого просто не может быть. Подруга не могла меня так подставить.

Его взгляд опускается на мои ярко-красные губы лишь на долю секунды, как из-за его спины выплывает девушка. Длинные черные волосы скользят по её голым плечам. Синее платье достаточно откровенно, но скрывает всё, что нужно. Её огромные глаза с наращенными ресницами заинтересованно смотрят на меня. А полные губы, покрытые мягким розовым блеском с эффектом мерцания, растягиваются в улыбке.

— Добрый вечер, — кивает она. — Ник, я не могу найти уборную, — шепчет ему на ухо, а во мне закипает ревность.

— Это Амалия, — он чуть отстраняется и делает шаг в сторону. — А это Лида, Герман и Полина.

— Приятно познакомиться, — кивает она.

А я так и стою с колбой и не могу вымолвить ни слова.

Вот она, реальная девушка, которая сейчас находится на моем месте. Проклятье! Она существует! Всё было хорошо, пока она была призрачным созданием, которое присутствовало рядом с Беловым. А теперь…

— Пойдем, я провожу, — Никита взял её за руку, что не ускользает от моего внимания, и они уходят в сторону дамской комнаты.

— Какого черта, Лида? — поворачиваюсь к подруге.

— Думаешь, что я его пригласила? — кричит она в ответ.

— Это я, — и мы дружно поворачивает головы на Германа.

— Совсем головой поехал? Зачем ты позвал его?

— Потому, что мы дружим. И что в этом странного? — то есть, моему брату даже в голову не пришло то, что я буду чувствовать себя не в своей тарелке.

— Все-таки, идея с усиками была отличной, — многозначительно взглянув на меня, отвечает Лидка, и, как ни странно, я с ней согласна.

— Ну, не побегу же я сейчас за ним? Это было бы, как минимум, странно.

— Что за Усики? — интересуется брат.

— Парень из бара.

— А, тот самый, который предлагал утешительные обнимашки?

— Герман! Вот ты совсем не знаешь свою сестру, — Лидка качает головой, глядя на брата.

— Моя сестра — потемки. Я хорошо разбираюсь в девушках, но её логика мне не доступна.

— Серьезно? Ты и хорошо разбираешься в девушках? Не льсти себе, — кажется, моя персона отходит на задний план, потому что эти двое опять забирают все внимание на себя.

— О, — Герман проводит ладонью по лицу, закатывая глазенки. — Лида, не спорь со мной. Я прекрасно разбираюсь во всех красотках, кроме своей сестры.

— Бред собачий, но если уж тебе так сильно хочется, то пусть будет так! — кивает подруга, глядя на брата.

— Господи, Герман, снимите комнату и дайте мне насладиться своим гребаным одиночеством! — огрызаюсь я, потому что обида подошла к самому горлу. Я здесь жертва, а эти твое вновь устраивают словесную прелюдию.

Брат, не раздумывая долго, хватает Лидка за запястье, дергает на себя, обняв крепко и нежно. Делает два шага и прижимает её к стене. Со стороны эта сцена выглядит более, чем романтично, но я не умиляюсь, я возмущена до глубины души.