Опасная красота. Поцелуи Иуды - Кристина Юраш Страница 10

Осторожно постучав в дверь, вошла, надеясь проскользнуть тихой мышкой и затаиться себе в каком-нибудь уголочке. Если повезет, мне даже не надо будет объяснять причину своего появления — просто покажу допрашивающему офицеру планшетку и, потихонечку, на самый дальний стульчик…

Это была комната без окон — по коленкору потолок тут не отличался от стен, а стены — от пола. Единственным источником света наверху была очень яркая лампа прямо над столом, остальное пространство потолка было погружено во мрак. При этом комната не производила впечатления мало освещённой — на уровне пола по всему периметру была пущена широкая светодиодная лента.

Ступив за порог, я так и замерла, глубоко шокированная увиденным.

Вновь назначенный помощник комиссара Кастор Трой — вот, кто проводил допрос. Он стоял, поставив ногу в черном берце на стул и поигрывая большой пластиковой бутылкой, наполненной водой.

Рукава форменной рубашки с шевроном на плече были закатаны, три верхние пуговицы расстёгнуты, а на белоснежной ткани темнели пятна пота.

В целом, офицер Трой выглядел как человек, только что с удовольствием потрудившийся физически и от всех сил. Раззудись плечо, размахнись рука — что-то из этой оперы.

Это выражение в моей голове прочно ассоциировалось с какими-то тяжелыми сельхозхозяйственными работами вроде колки дров или скоса травы, но здесь эта ассоциация явно была неуместна.

На другом конце стола, прямо напротив Троя, сидел на стуле худой сутулый мужчина с нездоровым блеском в глазах. Безликое лицо его напоминало сморчок. Согнувшись в три погибели, он изо всех сил держался за то место, где у людей находится печень. Допрашиваемый в принципе выглядел, как человек из пластилина, которого сначала изо всех сил смяли, а затем распрямили, но не особо аккуратно.

Я машинально сделала шаг назад, с трудом подавив в себе желание бежать отсюда подальше.

— Меня комиссар Шенк прислал, — мяукнула, осознавая, насколько жалко звучит мой голос. — Стенографировать…

Зыркнув в мою сторону, Кастор Трой не сказал ровным счетом ничего, и я решила, что пройти мне можно. Это я и сделала, подперев стеночку в уголочке и изо всех сил стараясь с этой стеночкой слиться.

— Так я что-то не понял, мистер Джилсон, вы у нас в итоге вину свою признаете, или все так же не очень? — осклабившись, поинтересовался Трой, и, открутив крышку бутылки, как будто напоказ сделал несколько глотков воды.

— Да, я признаю, — монотонно пробубнил мужичонка, избегая смотреть на полицейского, и мое сердце сжалось от жалости — он явно был до смерти напуган. — Вину свою полностью признаю, раскаиваюсь и готов сотрудничать со следствием.

— Пиши чистосердечное, — негромко велел Трой, и от его голоса у меня по спине поползли мурашки.

Мужчина схватился за лист бумаги и ручку, как утопающий за спасательный круг. Руки его заметно дрожали.

Неужели это правда? Неужели то, что я воспринимала просто, как страшную байку, действительно имеет место быть? Неужели помощник самого комиссара и правда избил подозреваемого пластиковой бутылкой с водой, удары которой не оставляют следов, чтобы нельзя было потом доказать факт избиения?

Покончив с Джилсоном, которого увели, и который к этому моменту, кажется, готов был признаться в чем угодно, офицер Трой сказал в пространство:

— Принеси чистую рубашку из моего кабинета.

Ничуть не стесняясь, он аккуратно расстегивал золотые пуговицы на манжетах.

— Что? — одними губами прошептала я, не понимая, что происходит и почему он отдает мне приказ, как своей прислуге. — Я… я должна стенографировать. Я…

— Я что-то непонятное сказал? — кажется, искренне удивившись, что у меня есть способность говорить, Кастор Трой шагнул ко мне.

Полы его рубашки разошлись, обнажив гладкую рельефную грудь и четко очерченный пресс. Вжавшись в стенку, я ощутила уже знакомый чувственный запах шипра: чистота и свежесть мешалась с горьковатыми землистыми нотами.

— Вы… вы не должны посылать меня за вашими… Личными делами. Это не по уставу, — заикаясь, я отвела взгляд — это словно говорила не я, а кто-то, кто хотел моей смерти. — И у меня есть все основания полагать, что вы… вы превысили свои полномочия при допросе этого человека.

— Превысил полномочия? Да что ты говоришь, цыплёночек? — с тихой лаской переспросил офицер Трой, подступив вплотную, и вдруг прижал меня к стене. — Может, напишешь на меня рапорт? А хочешь, расскажу, в чем его обвиняют? В изнасиловании. Молодая девушка шла поздно вечером через парк одна. Бедняжка… Ее затащили в кусты и жестоко отодрали — множественные разрывы половых органов, кровотечение… Можешь почитать на досуге результаты экспертизы. Проблема в том, что доказательств слишком мало, чтобы закрыть его. И чистосердечное тут как нельзя кстати. Но благодаря твоему добросердию и заботе его могут отпустить. И старина Джилсон выйдет, уверенный в своей безнаказанности, чтобы в одну прекрасную ночь вернуться в тот парк.

Он был слишком близко — я чувствовала его дыхание и тяжесть его тела, которым меня буквально размазало по стенке. Моя грудь уперлась в его голую грудь — сквозь платье я чувствовала, какой он горячий и потный, и его запах — тревожный агрессивный запах — был повсюду, а мое сердце рвалось в грудной клетке, как обезумевшая от страха птичка в кулаке злобного великана.

— А может быть, и не в тот парк… — продолжал Кастор Трой, и от его тяжелого взгляда, этой мучительной близости я чувствовала, как меня начинает легонько потряхивать. — Может быть, это будет парк неподалеку от твоего дома. Может быть, цыплёночек, однажды ты тоже будешь возвращаться домой поздно. И эта паскуда точно так же, как на ту несчастную девочку, набросится на тебя. И, вполне вероятно, на этот раз ему будет недостаточно просто изнасиловать, и он захочет… убить.

Его вкрадчивый характерный голос звучал и дробился прямо в моей голове, как отражение жуткого чудовища в стенах замка, состоящего из одних зеркал, а затем он с пугающей нежностью положил ладонь на мое горло. Багровая пелена упала сверху, но его голос звучал в зеркальном замке, по мрачным коридорам которого я, подобрав алую шелковую юбку, бежала от кровавого монстра.

Трой отпустил меня, когда перед глазами поплыли темные круги и я, жадно вдыхая воздух, доступ к которому он перекрыл мне почти полностью, сползла по стенке вниз. Ноги просто не держали.

— Но этого, конечно же, не случится — твоя полиция тебя бережет. Ну, ты и сама знаешь, — абсолютно хладнокровно проговорил офицер, отвернувшись, а затем на колени мне полетела его грязная форменная рубашка. — Выстираешь, выгладишь со всей любовью, на которую ты способна, и принесешь мне. Тогда я, так и быть, забуду о существовании одного трогательного маленького зайчонка, которого мама в детстве не научила, когда можно и когда нельзя подавать голос.

И Кастор Трой, не оборачиваясь, вышел за дверь, а я осталась на полу — трястись, как в лихорадке.