Зыбучий песок - Джон Браннер Страница 36

По контрасту, плод в чреве Айрис созревал неуклонно, в полном соответствии с законами биологии, и он мог назвать неделю, если не день, когда ему предстоит появиться на свет.

Зная это, он все же не мог заставить себя предпринять какие-то шаги.

Все его мысли занимала Арчин, и он постоянно натыкался на нее, когда проходил по больнице. Сестра Уэллс подарила ей портфель с оторванной ручкой из шкафа, в котором без дела валялись невостребованные родственниками вещи умерших; она прикрутила из проволоки новую ручку и теперь повсюду таскала этот портфель с собой. В нем хранились вещи, которые она насобирала по всей больнице, и которые были призваны помочь ей определиться в этом мире: блокнот и карандаш, детский словарь с картинками, дешевый атлас в мягкой обложке, альбом для рисования, который он купил для нее, когда, поддавшись импульсу, решил последовать совету сестры Дэвис и поехал в Бликхем заказывать рамку для портрета, который она тогда нарисовала. Сейчас портрет красовался на стене его кабинета; увидев его впервые, Арчин от радости повисла у Пола на шее.

Пару раз он просил разрешения посмотреть содержимое ее портфеля, но даже атлас, который очаровал ее сильнее всего, судя по тому, что все страницы оказались испещрены ее забавными остроконечными буквами, не стал тем ключом, которым он надеялся открыть железную дверь ее защиты. На просьбу показать, где находится ее дом, Пол неизменно получал прежний ответ – палец утыкался в окрестности Чента.

«А что если она росла в полной изоляции? Вроде Каспара Хаузера [10]– какой-нибудь сумасшедший гений держал ее взаперти и учил разговаривать на языке, который сам выдумал:? Нет, это абсурд. Тогда у нее была бы агорафобия. Но в этом ровно столько же смысла, сколько в любой другой гипотезе.» Когда пациентам по расписанию полагался дневной отдых, в больнице включали радио. Кроме того, в каждой гостиной стояли телевизоры с заблокированными ручками, чтобы больные не могли сами переключать каналы.

Пол считал эту меру излишней, но не хотел из-за такого пустяка пускаться в споры. Он наблюдал за реакцией Арчин. Музыка приводила ее в замешательство независимо от того, что играли – симфонический концерт или современные песенки, но разговорную речь она ловила с жадностью. Телевизором она пользовалалась как учебным пособием, особенно когда речь сопровождалась надписями – рекламные объявления, спортивные результаты, и так далее: это давало ей звуко-буквенный ключ. Тем не менее само содержание передач ее пугало, словно открывавшийся в них мир будил в ее сознании какие-то странные и тяжелые фантазии.

Накануне вечером Пол дежурил и, обходя палаты, наткнулся на группу женщин, которые смотрели по телевизору какую-то политическую программу.

Речь в ней шла о биржевых играх, внешней политике и о сбежавшем из тюрьмы опасном рецидивисте.

Арчин стояла чуть в стороне от других – ей почти всегда приходилось смотреть телевизор стоя: из-за своего маленького роста она могла видеть, что показывают, только с первого ряда, а там обычно усаживались пациенты-старожилы, считавшие это своим законным правом. Незаметный в тени, Пол некоторое время наблюдал за нею, надеясь, что что-нибудь в ее поведении подскажет ему решение загадки.

Биржевая сводка и последовавшее за ней интервью не произвели на нее особого впечатления, она только повторяла одними губами знакомые слова.

Вполне разумно.

Диктор переключился на внешнюю политику, стали показывать репортаж из Вьетнама:

солдаты, поливающие из огнеметов соломенные хижины, вертолет, преследующий бегушего через рисовое поле человека, тот же человек на земле, сраженный пулеметной очередью, беженцы с детьми, бредущие по грязной дороге. Эти кадры потрясли Арчин; она смотрела, не отрываясь, закусив нижнюю губу.

Только это ничего не значит, подумал Пол. Такие кадры должны выводить из равновесия всех нормальных людей. Он уже собрался тихолько выскользнуть из комнаты, когда начался последний сюжет.

Сначала она ничего не поняла, но постепенно смысл происходящего стал до нее доходить – репортер показывал, каким именно образом человек убежал из тюрьмы; фотографии толстых стен с колючей проволокой, рассказы охранников – все это потрясло ее настолько, что она не смогла больше смотреть и отчернулась от экрана. Поворачиваясь, она заметила Пола, и на мгновение ее глаза встретились с его.

Они были полны слез.

– Привет, Пол, – воскликнул Мирза, одновременно звеня в колокольчик; несмотря на то, что прошло уже несколько недель, начальство не удосужилось заказать электрику нормальный звонок. – Что-то ты сегодня не прыгаешь от радости. Как Айрис?

– Ох – спасибо, хорошо.

– Рад слышать, – Мирза на время замолчал, пока Лил ставила на стол чай, затем продолжил. – Ну, если кто-то и испортил тебе настроение, так уж точно не вторая дама твоего сердца. Арчин делает заметные успехи, верно?

– И да, и нет: – пожал плечами Пол, – хотя, конечно, она продвигается быстрее, чем я ожидал.

– С чего тогда депрессия? Опять Святой Джо?

– Нет. – Пол виновато улыбнулся. – Наверно, я просто не привык, что что-то может идти хорошо. Холинхед, наконец, оставил меня в покое, Элсоп вроде доволен, работа идет нормально – я должен быть на седьмом небе. Но ведь чем лучше идут дела сейчас, тем хуже будет потом, когда они испортятся.

– Более пессимистичной философии я не слышал, – пробормотал Мирза, размешивая чай и чуть слышно позвякивая ложечкой.

Пол колебался. Он уже раскрыл было рот, чтобы рассказать Мирзе об Айрис и заодно попросить совета. Больше ему не к кому было обратиться, и он был уверен, что пакистанец его поймет. Но в любое время комната могла наполниться народом, а он не хотел, чтобы по обрывкам фраз кто-нибудь догадался о его гнетущем секрете.

Он нашел компромисное решение.

– Выпьем перед обедом, Мирза? Мы забросили этот обычай с тех пор, как Айрис вернулась домой.

– С удовольствием, – кивнул Мирза, – Только не перед обедом, мне придется сегодня задержаться. Давай после?

Пол мысленно подбросил монету. Домашние вечера наедине с Айрис постепенно превращались для него в пытку, потому что при каждом взгляде он невольно выискивал подтверждения ее состояния. Он был уверен, что срок ее месячных давно прошел, но она молчала, а сам он не знал, как завести разговор. С другой стороны, как бы ни хотелось ему поговорить с Мирзой, если он заявит, что собрался идти куда-то один, скандал неминуем.

– Приведи Айрис в «Иголку» часам к девяти, – прервал его колебания Мирза.

– Ну:

– Вы можете натолкнуться на меня случайно. Думаю, немного холодной вежливости ей не повредит. Ну как?