Женщина, стоящая посреди - Михаил Арцыбашев Страница 3

Жара была невыносимая. По стволам сосен крупными каплями стекала смола, и липкий запах ее густо и душно стоял в воздухе. Сухостью и жаром веяло от прошлогодней хвои, толстым пыльным слоем лежавшей на земле, среди тонких острых иголок жесткой лесной травы. Вверху, над соснами, таяло белесое небо. По насыпи гудя проехала пустая дачная конка, и мул, везший ее, бежал так, точно ежеминутно был готов свалиться под дерево, протянув все четыре ноги. Его длинные уши беспомощно висели над унылой мордой.

Нина лежала в гамаке, подвешенном меж двух сосен, и, заложив руки под голову, смотрела вверх, туда, где верхушки замерли в высоте, каждой иголочкой отчетливо вырисовываясь в густой синеве.

Какие-то липкие жучки всползали на шею и руки, горячие солнечные пятна тихо двигались по всему телу, от раскрасневшегося влажного лица до маленьких туфелек, высунувшихся из-под легкой юбки.

Нина смотрела не отрываясь, но видела не сосны и небо, а свои мысли. Мысли же были только о Лугановиче, которого она не встречала после той ссоры. Она ясно представляла себе его красивое тонкое лицо, высокую гибкую фигуру и большие белые руки, которые возбуждали в ней волнующее представление о мужской силе и нравились Нине больше всего. Девушка не отдавала себе отчета в этом, но всегда ей хотелось смотреть на эти руки и тихонько дотрагиваться до них.

Возле гамака, прямо на земле, поджав одну ногу и опершись рукой на горячие жесткие иголки, сидел студент Коля Вязовкин. У него было круглое, как-то все книзу, действительно баранье лицо, с выпуклым лбом и глупыми влюбленными глазами. Сидеть ему было жарко и неудобно, и он жестоко страдал от любви.

Боже, какой прелестной казалась ему Нина, висящая в тонкой сетке гамака, сквозь которую ему были видны все линии ее молодого тела и нежный профиль, золотившийся мягким солнечным загаром.

Коля Вязовкин сильно потел в своей черной кургузой тужурке с инженерными наплечниками и терзался невыносимо, но ничего путного о своей любви сказать не мог. Во-первых, он страшно боялся Нины, а во-вторых, не выговаривал буквы «л». Вместо «люблю» у него вышло бы «вубью», и это лишало его последней энергии. Но все-таки он изо всех сил старался занять девушку и говорил почти не умолкая:

— Я так понимаю, Нина Сергеевна, что вубовь довжна быть повная. Есви бы я повубив, я бы всю жизнь отдав бы!.. Потому что иначе — подвость, и бойше ничего!.. Вубовь это такое чувство, которое на всю жизнь… Я не понимаю так называемой свободной вубви. По-моему, это просто разврат, и бойше ничего. И всегда это обман!..

— Почему — обман?.. — спросила Нина и тоскливо переложила голову на руках, которые резала узловатая тонкая бечевка гамака.

— Конечно, обман. Всегда это обман, Нина Сергеевна!.. Это тойко красивые фразы, а на самом деве одна подвость!.. Просто та сторона, которая товкуется о страсти без всяких обязатейств, не чувствует никакой вубви, а потому и говорит, что ее вовсе не нужно!.. И никогда из этого ничего, кроме гадости, не выходит. Одна подвость и грязь. А вы как смотрите на вубовь, Нина Сергеевна?..

Нина закрыла глаза и задышала неровно и быстро.

— Я тоже, Коля, думаю, что о свободе страсти говорят только тогда, когда никакой страсти и нет… Кто любит, тот ни о чем не говорит и ни в чем не уславливается!.. — тихо, со странным выражением, точно желая убедить самое себя, сказала Нина.

Легкая краска проступила сквозь прозрачный янтарный загар ее щек.

— Вот, вот… — радостно заблеял Коля Вязовкин. Девушка открыла полные тоски глаза и продолжала, немного задыхаясь:

— Я могла бы… принадлежать человеку только тогда, когда знала бы, что для него это так же важно и громадно, как и для меня… Это должно быть такое чувство, чтобы совсем раствориться в нем, чтобы жить одной жизнью… Если бы я была уверена в таком чувстве, я бы ни на минуту не задумалась бы… Я бы ни перед чем не остановилась!.. Неужели кто-нибудь может думать, что для меня важно выйти замуж?.. Это глупо и оскорбительно, Коля!.. — не ему, бедному, потеющему от жары и любви, а кому-то другому бросила Нина. Губы у нее задрожали, а на нежных до прозрачности щеках выступили зловещие пятна. — Не могу же я… ну, быть близкой… человеку, которому нужно только мое… тело… — краснея до слез и неподвижно глядя вверх перед собою, продолжала девушка. — Это грубо и гадко!.. Я понимаю, что когда два человека любят друг друга, то у них даже тело становится общим… Тогда это понятно и не… гадко… А так!.. Да неужели же это так важно, Коля?.. Вот вы мужчина, скажите?..