Ноль часов - Михаил Веллер Страница 14

— Гонять как сук и держать в ежовых рукавицах!

— Ежики для рукавиц кончились, господин старший помощник. Что ты с этим Груней сделаешь?

Нету у военкоматов для тебя других матросов! Губа? Дисбат? ЧП нам первым не нужно, и он это лучше тебя понимает. Списать? А пришлют лучшего?..

Колчак в этот день был также не в духе, но уже по совершенно другой причине, характера сугубо личного. Он получил официальный ответ от начальника КЭЧ, что квартиры ему в ближайшем полугодии выделить не смогут, следовательно, поскольку на съемное жилье казенных денег и близко не хватало, а своих тем более, семья продолжала куковать в Севастополе. Ему предстояло вечером звонить туда и сообщать эту новость жене.

— Да, — сказал он, — примерно вот так революция и происходила. Грохнуть раз главным калибром по штабу флота — и мгновенно найдутся квартиры для всех желающих. Кстати о грохнуть… в смысле о квартирах. Пошли чего покажу.

Он увлек Ольховского на палубу. Отчужденной прямой пройдя сквозь бессмысленное движение туристов, зацепились взглядом за приоткрытую дверь рубки — на ручке покачивался раззявленный замок.

В рубке они застигли фигуру в белесой застиранной робе, акробатическим пируэтом отлетевшую от штурвала и еще в воздухе пытающуюся принять стойку «смирно». Когда смазанное изображение зафиксировалось стуком каблуков о палубу, оно оказалось матросом Габисония. Матрос состоял из вытаращенных глаз и икоты.

— Блядь!! — завопил Ольховский.

— Й-я!! товарищ капитан первого ранга! — выкрикнул Саша от испуга и старательности на той же громкости.

— Ты что здесь… аэробикой занимаешься?!

— Никак нет!

— А чем?!

Саша дернул щекой, покраснел и запыхтел.

— Рукоблудствовал, — недобрым голосом предположил старпом.

— Я… у штурвала… стоял просто… — пробормотал Саша.

— Зачем?! Что?!

— Я… так… как бы… мечтал… — теперь для передачи Сашиного голоса пришлось бы прибегнуть к самым маленьким, неразличимым буквам. — Виноват, товарищ капитан первого ранга… не повторится!..

— Кто ключ дал? Спер? Мечтатель. Пять нарядов! А теперь пошел вон, — с отвращением сказал Ольховский, и гаснущее видение дробью чиркнуло по трапу.

— У штурвала он мечтает… — хмыкнул Колчак. — Мало занят, значит.

Ольховский расслабил тело в адмиральском кресле и бездумно вперился по курсу в неизменную набережную за длинным отблеском серой воды.

— Петр Ильич, ты музыку любишь? — спросил Колчак.

— Нам и без музыки дерьма хватает. А что?

— А просто, — вот тот особнячок прямо по курсу купил Ростропович с Вишневской… тот синий, трехэтажный.

— Весь?

— Весь.

— Уважаю виолончелистов, — сказал Ольховский. — Ты это и хотел показать?

— Тут я знаешь что подумал? Мы могли бы организовать товарищество с ограниченной ответственностью «Выстрел Авроры». Хорошие бабки гребли бы.

— Это как?

— Ну, скажем, богатый новый русский за двести тысяч может из бакового орудия засадить один снаряд по городу. По памятникам архитектуры нельзя. Точность попадания мы обеспечиваем. Боеприпасы наши. Из двухсот тысяч мы рассчитываемся с городом за убытки, а разницу — себе. Налоги, конечно.

— У меня тоже мысль одна была, — сказал Ольховский. — Привести корабль в порядок и катать новых русских по Неве — за очень большие деньги. Сразу модно станет. Ресторан, казино, в охране матросы в пулеметных лентах. А потом подумал — нельзя.

— Почему?

— Утопить кого-нибудь захочется, швырнут матросики банкира за борт с колосниками на шее, потом копоти не оберешься, слухи пойдут, расследование, а…

Полистали мысленные картины.

— О чем я думал, когда командовал «Москвой»? — пожал плечами Колчак. — Ведь мог поднять самолеты, разнести эту самостийную раду, спровоцировал бы заваруху, а обратного хода уже нет, — и был бы Севастополь наш.

— А ты бы где был?

— Застрелился, — рассудительно ответил Колчак. — Так хоть человеком бы побыл! А это что — жизнь? Твою мать, Петька, когда же просвет. Ты не обращал внимание: сейчас спивается масса народа старше сорока, вот что интересно. В молодости гулял, квасил, все ничего, жизнь так или иначе состоялась, — и вдруг на склоне лет и карьеры без ста1 кана день прожить не может. Почему бы? А глухо, как в трюме.

— Ты Саблина помнишь с его сторожевиком?

— Дол-бак твой Саблин! Тоже, второй лейтенант Шмидт. Через всю Балтику, против флота, когда все гайки закручены — на что он рассчитывал? Хочешь уйти — захвати малый торпедный и дуй к тому берегу. Хочешь мир известить — рви зигзагом на радио в Стокгольм. Не можешь выстроить операцию — не офицер! Типичный русский бунт — пример бессмысленности.

— Достало, значит.

Они посмотрели друг на друга, помолчали и засмеялись.

— Машину не наладишь, — сказал Колчак.

— Налажу. Нам хватит оборотов сорок на один вал для малого хода.

— Котлы не соберешь.

— Соберу. Дизель форсирую.

— Штанги срезать?

— Тоже, проблема.

— А как ты с постамента поднимешься?

— Дождусь нагонной воды. А вообще — понтон, с правого борта — кольца, и полотенца под днище. У нас шесть тысяч тонн — подумаешь.

— Где ты возьмешь понтон? — Колчак провел пальцами по нижней кромке смотровой прорези и внимательно осмотрел их, проверяя чистоту. Ненужного ответа ждать не следовало, потому что достать можно что угодно, и он знал это не хуже командира.