Имитаторы. Как компании заимствуют и перерабатывают чужие идеи - Одед Шенкар Страница 9

Платон критиковал художников за то, что они способны повторить лишь «обличье» и поэтому далеки от истины. Он презрительно сравнивал художника с плотником, потому что художник находится в два раза дальше от оригинала. Платон считал, что искусство подражания является извращенной, замещающей деятельностью и им занимаются те, кто «не способен быть». Подобно ему, в прежние времена искусствоведы называли имитацию «механической и репродуктивной». Однако со временем они увидели, что имитация представляет собой нечто большее, чем просто копирование. Так возник более сложный и системный взгляд на имитацию, различающий различные ее формы. В их число входят подобие как полная идентичность, которой фактически невозможно достичь, подражание или аналог, о котором судят путем сопоставления с моделью, и представление, в котором нет ни идентичности, ни сопоставимости, но которое служит «символом и напоминанием о том, что оно представляет» ^[53].

Историки также начинали с негативной оценки имитации, однако со временем увидели, что она является творческой и интеллектуальной деятельностью и тесно связана со своим предполагаемым антагонистом — инновацией. Как писал Артур Чайлд, все, что копирует историк, находится «не перед ним», поэтому, «имитируя, он должен одновременно и творить» ^[54]. Сегодня историки считают свою деятельность «повествовательным толкованием», которое «излагает результаты исследования как ход событий, имитирующий их фактическое развитие». Результатом является так называемая «история как имитация» и лежащие в ее основе важнейшие исторические теории, включая эстетику, материальную культуру и научно-технический прогресс. Эти теории рассматривают имитацию и инновацию как слитые воедино, а не отдельные, противопоставленные друг другу виды деятельности ^[55].

Аналогичный путь проделали биологи и когнитивисты. Первоначально они принижали значение имитации, считая ее способностью низшего уровня, характерной для умственно неразвитых или инфантильных людей и требующей гораздо меньше усилий, чем индивидуальное развитие методом проб и ошибок. Натуралисты XIX века разделяли такую точку зрения, называя имитацию «свойством женщин, детей, дикарей, слабоумных и животных», не способных «к самостоятельному размышлению». Лишь в конце XIX века было доказано, что имитация является «более редкой и сложной в когнитивном плане способностью». К 1926 г. Эллсуорт Фарис поставил под сомнение статус имитации как «основного инстинкта». В конечном итоге из примитивного и бессознательного «дешевого трюка» она превратилась в сложное и требующее усилий «проявление высокой формы интеллекта». Сегодня биологи сходятся во мнении, что имитация необходима для выживания, адаптации и эволюции. Она служит звеном между генетически заданным поведением, «типичным для данного вида», и индивидуальным развитием посредством проб и ошибок, позволяя адаптироваться к таким критическим переменам, как изменение климата, а также избегать фатальных ошибок при личном экспериментировании ^[56].

Схожая переоценка имитации характерна и для бихевиоризма. Вначале имитацию определяли как любое «действие, аналогичное по форме», однако в дальнейшем ее стали считать приобретенным рефлексом, осмысленным поиском причинно-следственной связи и особым умением. Такое умение рассматривается как редкая способность, неравномерно распределенная среди биологических видов, подвидов и отдельных особей ^[57].

Увы, стратегия бизнеса до сих пор основана на мнении, что только инновация является редкой способностью и может стать основой устойчивого конкурентного преимущества. Предполагается, что имитация — деятельность низшего порядка и способность к ней распределена повсеместно.