Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов - Мэтт Шрадер Страница 8

ИЗВЕСТЕН ПО ФИЛЬМАМ:

Цветы лиловые полей (1986), Виз (1979), Корни (1977), Побег (1972), Пленки Андерсена (1971), Брат Джон (1971), Доллары (1970), Приезжие (1970), Джон и Мэри (1969), Ради любви к плющу (1969), Отстранение (1969), Ограбление по-итальянски (1969), Хладнокровно (1968), Дело самоубийцы (1966), Ростовщик (1964)

НАГРАДЫ:

28 Грэмми, 79 номинаций

Аранжировщик Фрэнка Синатры

Режиссер звукозаписи “Off the Wall” “Thriller” “Bad” Майкла Джексона

7 номинаций на «Оскар»

Премия «Эмми» за музыкальные композиции к сериалу «Корни»

Что изначально привело вас к идее записывать музыку для кино?

Я был поглощен идеей записи музыки для кинофильмов примерно с 12 лет. Я ходил в кино – в кино за 11 центов – я прогуливал школу. И спустя некоторое время я знал всю музыку из фильмов 20 th Century Fox, на которую так или иначе повлиял Альфред Ньюман, а также всю музыку Виктора Янга в Paramount.

После Альфред Ньюман стал моим наставником, когда я уже стал известным, а Станли Уилсон стал моим наставником в RKO Pictures. У них был свой стиль. Они влияли на съемки. Они были большими фигурами на съемках. Альфред Ньюман был покруче кинозвезд.

Когда я только начал работать в кино, там были исключительно композиторы из Восточной Европы с трехсложными фамилиями.

Там не было ни одного темнокожего. А в Universal ни одного темнокожего даже на кухне не было. Было тяжело. Это 60-е? Да ладно вам.

То же самое было в Вегасе с Синатрой. Ему удалось там остановить расизм, но это было тяжело. Я думал, что после выхода «Ростовщика» мне будет проще. Бесполезно. Я ждал год, и меня позвали в «Ростовщика», но вообще первым моим фильмом была шведская картина «Мальчик на дереве». Я не знал, какой будет музыка к этому фильму. Но я пришел, одетый в свой итальянский костюм, мне навстречу вышел удивленный продюсер. Он очень удивился, когда увидел меня. Он вернулся в свой кабинет и сказал Джо Гарсии: «Я не знал, что Куинси Джонс негр». (Смеется.) Гарсия ответил: «Черт подери, он учился у Нади Буланже. Ты думаешь он у нас за спиной будет писать блюзовые соло?» И через некоторое время Грегори Пек говорил, что это была неплохая идея. (Смеется.) Но это было очень неприятно, не могу даже передать.

Когда я впервые дирижировал академическим оркестром, было то же самое. У меня было 17 темнокожих в оркестре. Мы никогда ничего подобного раньше не делали. И нам говорили: «А кто твой флейтист?» Я отвечал: «Хьюберт Лоусон». «Я никогда о нем не слышал». Я говорил: «Он тоже о тебе никогда не слышал. Он лучший флейтист в мире. Проваливай отсюда».

Но нам пришлось пройти через все это дерьмо. Это было ужасно.

Некоторые композиторы сказали нам, что они любят писать музыку для фильмов, потому что в них нет ограничений для тех эмоций, которые они хотят передать. Вам кажется, что музыка в фильмах является настолько сильной в плане эмоций?

Да, так и есть. Мы устраивали небольшие сессии с композиторами, чтобы получить навыки от Натана Скотта. Он отец Тома Скотта и делал музыку для «Лесси». Он показывал нам 2,5-минутный клип, где Лесси бежит по пустырю в дневное время. И все 30 из нас находили там и комедийное, и зловещее, и пасторальное, и романтичное.

Мы называем это эмоциональным лосьоном, потому что из этого можно сделать все, что ты хочешь почувствовать.

Ты видишь девушку, идущую по темному коридору в «Улице вязов» или в «Пятнице, 13-е», такие безумные вещи. Мы называем это «аккорд: «Вот дерьмо», он диссонирует, потому что вся музыка в фильмах строится на диссонансах и консонансах, и тебе нужно это в первую очередь синхронизировать. И вот тут вступают законы. И тут ты должен точно знать, что делаешь. И все синхронизируется. Потому что, когда ты сосредотачиваешься на чьем-то внутреннем мире, а потом показываешь 300 человек разом, ты не можешь использовать одну и ту же музыку. Тут должна быть другая музыка.

Этот процесс невероятный. Но мне это нравится. Запись музыки к фильмам – это очень весело.

В чем самое большое отличие между записью песни и написанием музыки к фильму?

Разница? Вам нужно угодить картине. Вам нужно быть лояльным к картине и в первую очередь собрать все законы озвучивания. Потому что эти законы не могут обмануть. Это рамки, и они сохраняют все в одинаковом состоянии. Вам нужно, чтобы музыка к фильму казалась естественной, но при этом она должна отвечать всем запросам. Это язык. Это действительно похоже на язык, и зрители привыкли к этому. Раньше музыка для кино была репрезентативной, все, что ты видел, ты слышал. Звук поднимающихся шагов. Романтичные поцелуи. Глаза делают то же самое, что делают уши. Мы пошли другим путем под влиянием Феллини.

У Феллини как будто Каллиопа играет на карнавале. И все счастье происходит прямо здесь, и в кустах, в этой веренице, а там кого-то убивают с Каллиопой на заднем фоне. И это толкает зрителя прямо в фильм. И так и есть. Мы не были сторонниками репрезентативной музыки, так что то, что ты видишь, не равно тому, что ты слышишь.

Как изменились технологии записи, скажем, с вашей работы над «Хладнокровно» по сей день?

У меня было два баса, играющих убийц, и действительно низкие виолончели. Ричарду Бруксу пришлось обойти все 65 работающих кинотеатров, чтобы убедиться, что их оборудование может воспроизводить очень низкие звуки. У меня в музыке были реально очень низкие звуки, и на плохом оборудовании их просто не было бы слышно. Эволюция шла от магнитной до оптической записи, и на этом все кончилось.

И именно поэтому я пишу для фильмов. В 1971 году пришел Adobe, и все стало совсем по-другому. «Звездные войны» перевернули все вверх дном. Но это была чудесная эволюция.

Что бы вы хотели знать о создании музыки к фильмам, прежде чем взяться за работу над вашей первой лентой «Мальчик на дереве»?