Человек цифровой. Четвертая революция в истории человечества, которая затронет каждого - Крис Скиннер Страница 7

«Колосс» был спроектирован инженером Томми Флауэрсом и заработал в феврале 1944 года в Блетчли-парке, за два года до появления американского компьютера ЭНИАК. Аббревиатура ENIAC означает «электронный числовой интегратор и вычислитель» – это был первый универсальный электронный компьютер. Он был спроектирован военным ведомством США для метеорологических целей и готов к работе в 1946 году.

СМИ называли ЭНИАК «гигантским мозгом», работавшим в тысячу раз быстрее, чем любые электромеханические машины того времени. ЭНИАК весил более 30 тонн, занимал площадь 187 м² и мог обрабатывать около 385 операций в секунду – пещерная технология по сравнению с iPhone 6, обрабатывающим 3,5 млрд операций за то же время. Но стоит помнить, что мы говорим о событиях семидесятилетней давности, когда закон Мура еще не работал.

«Колосс» и ЭНИАК заложили основы всей современной вычислительной техники и подготовили настоящий бум, который индустрия пережила в 1950-е годы. Как ни удивительно, еще в 1943 году президент IBM Томас Дж. Уотсон говорил, что емкость мирового рынка компьютеров составляет не более пяти машин. Учитывая, как огромны и тяжеловесны были эти адские машины, можно понять логику Уотсона, но дальнейшие события показали ее недальновидность.

Правда, мы до сих пор находимся на самом раннем этапе сетевой революции, поэтому на истории компьютеров останавливаться смысла не имеет. Я упомянул «Колосс» и ЭНИАК скорее для того, чтобы подчеркнуть, насколько сильно изменилась ситуация. Мы уже 70 лет живем в мире, измененном компьютерами. Если учесть, что от изобретения паровой тяги до последнего патента на паровой двигатель прошло 330 лет, можно предположить, что и нынешние перемены – это надолго.

Основное отличие между четвертой эпохой и более ранними в том, что время и пространство начинают «сжиматься». Эйнштейн, несомненно, посмеялся бы, но все же признаем: сегодня мы уже не так разделены в пространстве и во времени, как прежде. Расстояния ежедневно сокращаются благодаря глобальным системам связи. Мы можем коммуницировать и торговать в масштабе планеты в режиме реального времени и почти бесплатно. Благодаря стремительному удешевлению технологий мы располагаем почти неограниченными хранилищами данных и возможностями связи. Уже продаются телефоны стоимостью $1, а самый дешевый современный смартфон – Freedom 251 с операционной системой Android и 4-дюймовым дисплеем – в Индии стоит 251 рупию, то есть примерно $3,75. Иными словами, революция предоставила буквально каждому беспрецедентно мощный (по меркам прошлого) компьютер и возможность подключиться к глобальной сети. Будучи в сети, вы вносите свой вклад в сетевой эффект, и возможности растут экспоненциально, поскольку теперь каждый может заключать сделки, обмениваться цифровыми активами, общаться и прицельно налаживать связи в пиринговом режиме, или P2P-сетях.

Вот почему я считаю сетевой век четвертой эпохой в истории человечества. В первую эпоху мы жили разрозненными кочевыми общинами; во вторую собрались в села и города, занимаясь земледелием; в третью благодаря паровой тяге смогли путешествовать по всему миру, а сегодня живем в глобальном мире, где каждый соединен с каждым. Человечество прошло колоссальный путь от небольших племен к крупным группам, далее к взаимосвязанным сообществам и к единой платформе – интернету.

Важно отметить, что на всех этих этапах переосмысливался подход к коммерции, торговле и, следовательно, к финансам. Система общих убеждений обеспечивала работоспособность бартера, пока ему не стали мешать излишки, после чего были изобретены деньги. Монетарная система перестала работать в условиях стремительно развивающейся промышленной революции – и для работы с бумажными деньгами появилась банковская система. Сегодня мы живем в глобальную эпоху, когда уже банковская система начинает давать сбои. Банки локальны, а сеть глобальна. Банки работают с ценными бумагами, а сеть – с данными. Банки «располагаются» в офисах и работают с клиентами, а сеть – с серверами и компьютерными программами.

Поэтому тот факт, что мы вот-вот перейдем от денег и банковских систем к чему-то иному, вызывает такой ажиотаж. Правда, как и при прошлых революциях, «что-то иное» не отменяет того, что было ранее. Новое надстраивается над старым. Деньги не отменили бартер, а ослабили его значение. Сетевая эпоха не отменит банковскую систему, но снизит ее значимость.

Давайте рассмотрим такое «уменьшение» в контексте. Бартер по-прежнему процветает: примерно 15 % мировой торговли осуществляется в форме обмена, но он незначителен по сравнению с денежными потоками. Деньги в физической форме сейчас также актуальны, как никогда – в большинстве экономик использование наличности нарастает, – но наличные расчеты несущественны в сравнении с альтернативными денежными операциями (в частности, с цифровыми транзакциями, конверсионными рынками и валютными биржами). Иными словами, традиционные системы обмена ценностями до сих пор очень значимы, но в процентном отношении все сильнее уступают аналогичным инновационным системам.

Вот почему я так воодушевлен потенциалом сетевой эпохи: она обеспечивает связь всех со всеми в режиме реального времени и порождает финансовые потоки для рынков, которые ранее оставались недооцененными или незамеченными. Возьмем, к примеру, Африку. Африканские пользователи смартфонов тянутся к электронным кошелькам, как мухи летят к меду. У каждого четвертого африканца, имеющего смартфон, есть и мобильный кошелек, поэтому практически все граждане получают выход в регионы со сравнительно динамичной экономикой – это Кения, Уганда и Нигерия. До сего дня у них не было доступа к Сети; не было механизма для обмена ценностями, кроме чисто физического, сопряженного с мошенничеством и тяжкими преступлениями. Африка практически в одночасье обошла прочие рынки по обеспечению доступа к финансовым сервисам. То же справедливо для Китая, Индии, Индонезии, Филиппин, Бразилии и многих других недооцененных рынков. Итак, первое большое следствие сетевого эффекта – это охват финансовыми услугами миллиардов людей, которые ранее не имели никакого доступа к онлайн-услугам, а теперь работают в Сети.

Вторая большая перемена связана с самой природой цифровых валют, криптовалют, биткоина и распределенного реестра. Именно на этом уровне выстраивается новый фундамент для финансов четвертого поколения, и нам еще предстоит увидеть, что из этого выйдет. Перейдут ли все банки на работу с блокчейном? Пойдут ли все клиринговые и расчетные операции через консорциум Hyperledger? Какова будет роль биткоина в новой финансовой экосистеме? Пока мы не знаем ответов на эти вопросы, но точно увидим, как эта новая экосистема уменьшит исторически сложившуюся роль банков. Остается проверить, устоят ли банки перед вызовами.

В четвертую эпоху человеческой истории материальные ценности перетекают в сетевую, оцифрованную форму, становятся вневременными; они глобальны и взаимосвязаны; доступ к ним почти бесплатен. Более 7 млрд человек общаются и торгуют в режиме реального времени, пользуясь миллиардами машин и устройств, оснащенных искусственным интеллектом. Такая система, очевидно, не приспособлена к работе с ценными бумагами, работе на уровне учреждений и отдельных людей и, скорее всего, превратится в надстройку над старыми структурами.