Картонное Небо. Исповедь церковного бунтаря - Станислав Сенькин Страница 7

Но секс у монашествующих все же случается, как с идейными, так и с карьеристами. Это вовсе не распространено широко, как о том думают внешние, но он случается. Начну, пожалуй, как ни смешно это звучит, с секса «идейных».

Идейный монашествующий – это борец с собственными страстями. Лично у меня такой главной страстью – спарринг-партнёром в борьбе за собственную душу – являлся алкоголь. Сама «борьба» предусматривает не только победы, но и поражения. Для алкоголика это означает пытаться совладать с «пиянственной страстью», то есть заранее обречённый бой, потому что алкоголь – неотъемлемая часть христианской культуры. То есть тебя учат культурно выпивать, что для алкоголика в принципе невозможно. Главное православное таинство евхаристии – это принятие святого тела и крови Христовой, что по факту является смоченным в вине хлебом. К нему полагается ещё и запивка – так называемая «теплота», состоящая из вина с кипятком. Теплотой напиться, конечно, нельзя, но разбудить алкогольную жажду запросто. А когда напиваешься и побуянишь, значит, пал и оказался покорен страстью.

Разумеется, никто за алкогольные срывы по головке не гладил, и бывало, меня изгоняли за это даже из монастырей или понижали статус. Как любой алкоголик, я попадал в неприятные ситуации и переделки, порой на грани жизни и смерти. И вера держала меня в ежовых рукавицах, не давая раскиснуть или упасть духом. Если я каялся и не оставлял своего поприща – считался у монашествующих духовным борцом и даже почти героем! «Упал – встань», как любят говорить в монастырях. Кающихся в монастырях любят – это те самые идейные, на плечах которых громоздится всё религиозное здание. С блудом примерно то же самое. У самого меня проблем с блудными делами не было. Во-первых, по известной поговорке «рождённый пить – любить не может», а во-вторых – строгие посты, недосыпания, загруженность молитвами и работой действительно делают своё дело, и послушник может на время или даже навсегда подавить основной инстинкт.

Конечно, и у меня возникала время от времени сильная блудная брань, и один раз на Афонском подворье я даже помастурбировал (был грех), после чего испытывал тяжёлые нравственные страдания и страх перед нашим суровым и язвительным игуменом, которому нужно было исповедать этот грех. И произошло-то всё случайно – просто в полудрёме решил поправить подрясник и нечаянно прикоснулся к срамному у́ду через суконную ткань. Тронул ещё раз и ещё, начал тереть через ткань в забвении полусна, не сдержавшись или не желая останавливаться до семяизвержения. Ощущение «после» было трагическим, как будто я оскорбил Бога или в минуту расточил всё богатство, что собирал годами.

Я пал и действительно переживал по этому поводу! Как идейный, я не мог подходить к причастию без исповеди, и уговорил одного иеромонаха, чтобы он втайне от игумена отпустил мне грех рукоблудия, чтобы только не говорить это наместнику. После того случая я держался несколько лет и за всё время пребывания в монастырях не душил своего гуся. Хотя в некоторых монастырях мастурбация считается хоть и неприличным, но вполне допустимым явлением, подпадающим под простую епитимью, а не прещение. Но настоятель Афонского подворья, где я впал в искушение, рукоблудие категорически не приветствовал и во время похода-смотра по кельям он с благочинным всегда проверял простыни братии на предмет наличия пятен от спермы. Однако иеромонах, которому я исповедал свой грех в тот самый единственный раз, отвечал, что ничего страшного здесь нет, поскольку это грех «естественный».

Тем не менее, после того «падения» я держался. Эти остальные годы у меня, конечно, случались ночные блудные истицания, но ни мастурбации, ни гомосексуализма, ни даже гетеросексуальных отношений не было. И как идейному, мне это всё казалось дикостью. Зачем себя морить голодом, связывать послушаниями – фактически бесплатным рабским трудом – и ограничивать себя в удовольствиях, если не придерживаться идеи спасения души? Хотя при поллюциях (блудных истицаниях) у меня было скорее облегчение, чем ощущение греховности или желание покаяния. Во сне грешить оно как-то легче. Типа можно – «дозволенный» грех. Поллюцию можно не исповедовать священнику, а просто прочитать специальное правило «от осквернения» из Канонника. Хотя если монашествующий серьёзно подходит к подвигу и ревнует о чистоте, он исповедует своему духовнику и поллюции, считая, что в сновидениях также сокрыта часть его произволения и поэтому блудные истицания требуют более сложного врачевания, чем простое вычитывания канона об осквернении.

Если монах тщательно и долго боролся с блудной страстью, ему, как победителю, полагаются венцы, и плодом такого подвижничества ещё на земле является «ангельская чистота». Иосиф Исихаст описывал в своих письмах, как его долгие годы настолько сильно борола блудная брань, что он не мог даже заснуть и часто и сильно избивал себя палкой, только бы желание совокупления пропало. Однажды он задремал и увидел смрадного беса, который почёсывал его в том самом месте. Иосиф свирепо набросился на него, и бес этот неожиданно лопнул, после чего подвижник ощутил ужасный смрад, после чего блудная брань оставила его навсегда – с того момента он стал «чист» как ребёнок. Что с ним тогда произошло, физически непонятно, но с годами подобные Иосифу подвижники превращаются в настоящие развалины с ворохом разнообразных недугов и заболеваний. Болезни старых монахов – это что-то с чем-то.

На Афоне в Свято-Пантелеимоновом монастыре был один врач, которого быстро постригли под именем К. Инок К. был уже в годах (в монастырях таких не любят, поскольку впереди старость, а он для монастыря ничего путного сделать не успеет), но обладал ценным врачебным навыком. К. тоже любил выпить (что нас объединяло) и часто по пьяни говорил мне, что половина иеромонахов монастыря ходит делать к нему массаж предстательной железы. Он подробно и с нездоровым огоньком в глазах рассказывал, как надевает перчатку, смазывает кремом анус и проводит эту процедуру. Болезни простаты для воздерживающихся – частые гости. Физически воздержание – это очень плохо. В подвижнической литературе, конечно, витиевато обещаются огромные преимущества целомудрия для души и тела, которое принимает «ангельскую чистоту», но лично я не могу сказать, что видел (даже на святом Афоне) ангелов во плоти. Подвижники, конечно, своеобразные люди, но какого-то кардинального изменения их естества от добровольной кастрации и лишения себя плотских утех я не наблюдал. Сдержанные, тощие, сухие (в том числе и эмоциями) и немногословные люди. Ничего больше. К тому же внешность обманчива, как вы убедитесь из истории с Ф., которую я приведу чуть ниже.

По моим наблюдениям всё-таки правильная сублимация половой энергии приводит к повышению в подвижнике душевной теплоты – «небесному эросу», по слову Григория Нисского, но несмотря на многочисленные свидетельства в подвижнической литературе, убедительных доказательств пользы для нравственного начала полового воздержания я не встретил. Конечно, похотливые люди сами по себе неприятны – бегающие масляные глазки, как будто ощупывающие телеса, и бесцельный разговор с желанием затащить собеседника в койку. Но полный запрет на проявление всякого полового желания – это подвижничество против природы. Конечно, само по себе такое подвижничество закаляет характер, поскольку нет ничего тяжелей, чем идти против самого своего естества. Человек, отказывающий себе в лёгком удовлетворении естественной половой нужды (в идеале греховна даже мысль о совокуплении), является суровым диктатором самому себе и истовым защитником православного учения – ведь не просто же так он несёт все эти труды?