Что за рыбка в вашем ухе? - Дэвид Беллос Страница 7

В английском есть целый букет названий для разных цветов: говоря об отношениях между словами, допустим, тюльпан и цветок, можно сказать, что цветок — это гипероним к слову тюльпан, а также к словам роза, гортензия, камелия и т. д., которые являются гипонимами к слову цветок. Гипероним и гипоним характеризуют отношения между словами, а не отношения (ботанические или еще какие-либо) между вещами, которые они обозначают. Поэтому можно сказать, что в японском отсутствует гипероним для всех многочисленных видов перевода, а в английском есть гипероним, но нет готового набора гипонимов. Однако такого рода рассуждения таят в себе опасность. Получается, что английский — это стандартный язык, «язык мышления», потому что только в нем есть общий термин и потому что в нем легко создать выражения, отражающие значения японских терминов: перевод вверх, перевод вниз, новый перевод, повторный перевод, совместный перевод и пр. А вот как создать в японском общий или абстрактный термин для слова перевод — не очень ясно, и это заставляет нас считать японский неполноценным именно в том отношении, в котором он богаче английского.

На самом деле японцы могут перевести слово перевод на японский. В японских переводах англоязычной литературы по сравнительному литературоведению и переводоведению, а также в сфере издания и продажи иностранных книг для этого используется слово хонъяку. Однако совокупность значений этого слова не дает идеального соответствия слову перевод. Хонъяку охватывает переводы с иностранных (всех, кроме японского) языков на японский (и наоборот), иногда более узко: только переводы с языков Европы или США, но не включает большинство остальных значений. Согласно Майклу Эммериху, «те, кто, как я, пытаются переводить слово перевод словом хонъяку… до некоторой степени делают то, что по-японски называется гояку (неточный перевод)». Хонъяку — это скорее специальный термин, тогда как английское слово translation отражает довольно общее явление обыденной жизни.

Если некий термин обозначает ту или иную категорию, то в силу магии слова легковерные пользователи воображают, что такая категория действительно существует. Можно посмотреть на это так: категория или класс — любая категория и любой класс — существует как ментальная реальность, если в языке существует название для этой категории. Но из такого подхода вовсе не следует, что созданная таким путем категория надежна, полезна, уместна и позволяет содержательно рассуждать о мире. Отсутствие термина для обозначения категории явно затрудняет (хотя совсем не обязательно делает невозможным) выявление общего в наборе объектов, обозначенных разными словами. В нашем случае в английском есть одно обобщающее слово translation, в то время как у японцев много слов. Это не значит, что на японском нельзя думать о переводе в целом. Но это значит, что европейские вопросы об «истинной природе перевода» при переводе на японский начинают звучать как вопросы об одном из аспектов европейской культуры (называемом перевод, или хонъяку), а не так, как мы воспринимаем этот вопрос — о природе «самого перевода».

Трудно говорить о том, для чего нет названия, поэтому любое интеллектуальное исследование предполагает изобретение новой терминологии для вещей, которые существуют (или которые следует считать существующими) в рассматриваемой области. Но слово translation — это не искусственно придуманное слово, не узкоспециальный термин и не заимствование вроде камикадзе или кватроченто. Это нарицательное существительное и обычное общеупотребительное слово. Что же именно им обозначается?

Стандартный способ ответа на подобный вопрос — обращение к этимологии, истории происхождения слова. Слово translate порождено двумя латинскими словами: trans (через) и глагола ferre (нести) в прошедшем времени — latum. Таким образом, история слова подсказывает его смысл: «переносить через». В нескольких европейских языках существуют похожие слова с похожими корнями. Например, в немецком это übersetzen (ставить через), а в русском переводить (вести через). Из этимологии этих слов выводится фигурирующее в учебниках по переводу, энциклопедиях и тому подобных изданиях определение-формула: «Перевод — это перенос значения из одного языка в другой» ^{12}.

Определение кажется настолько очевидным, что не требует комментариев. Однако история слов мало что говорит об их нынешнем значении. Например, даже зная, что слово divorce (развод) происходит от латинского слова divortium (водораздел или дорожная развилка), не угадаешь его современное значение. Этимология слов затемняет истинную суть того, как мы пользуемся языком, и в частности — правду о переводе. Нужно четко понимать, что переводчик «переносит [что-то] через [какое-то препятствие]» только потому, что слово, которым обозначается его деятельность, в каком-то древнем языке означало «переносить через». Это самое «перенесение через» — всего лишь метафора; ее истинную связь с переводом нужно устанавливать, а не принимать как само собой разумеющуюся. В разных языках, включая английский, существует изобилие других метафор, которые заслуживают нашего внимания не в меньшей степени, чем сомнительный образ паромщика или водителя грузовика, который возит что-то из пункта А в пункт Б.

А что, если бы мы использовали слово с другими историческими корнями? Или вообще потеряли бы всякое представление о происхождении слова? Переводчики, несомненно, продолжали бы переводить, а проблемы и парадоксы их профессии не изменились бы ни на йоту. Но если бы мы изменили слово, которым обозначается этот процесс, то значительная часть современного дискурса, связанного с переводом, потеряла бы всякий смысл.

В шумерском, языке древнего Вавилона, слово «переводчик», написанное клинописью, выглядит так:

Слово произносилось эме-бал и означало «преобразователь языка». В классической латыни то, что делают переводчики, тоже называлось vertere, «превращать» (греческие выражения в латинские). По-английски мы до сих пор пользуемся той же метафорой, когда просим юриста превратить (turn) текст, набранный в контракте мелким шрифтом, во что-то удобопонятное или когда учитель просит ученика преобразовать (turn) английскую фразу в немецкую. Слово tanimtok, которым обозначается перевод на языке ток-писин, языке межэтнического общения в Папуа — Новой Гвинее, состоит из тех же элементов: turn (tanim) и talk (tok) ^{13}. Конечно, «превращение» — такое же нечеткое понятие, как «перенесение через»; но поскольку можно превратить молоко в масло, лягушку в принцессу, а простой металл в золото, то история перевода на Западе (а также статус и гонорары переводчиков) могла бы быть совсем другой, если бы это занятие ассоциировалось с превращением.