Ешь правильно, беги быстро. Правила жизни сверхмарафонца - Стивен Фридман Страница 6

Сила познается тогда, когда единственное, что ты можешь, – это быть сильным.

(Не помню, кто сказал.)

Я учился в четвертом классе и в этот момент был в ловушке.

Передо мной бежали 14 человек, всего нас было 25. Я задыхался, у меня были судороги. Бегуны, бежавшие рядом, толкались локтями, как в боксе, задние наступали мне на пятки. Стояла осень, было холодно, бегуны дышали паром. Берега озера Карибу были укутаны в багровые и золотые листья. Ярко-желтые флажки на отметке ¾ мили, два круга вокруг полей для бейсбола и футбола около средней школы «Озеро Карибу». На мне была футболка темно-синего цвета с символикой колледжа Санта-Розы, синие брюки с золотыми полосками по бокам, собранные внизу резинками – их вшила мама.

В тот год я уже не играл в бейсбол в Малой лиге: для этого кто-нибудь должен был возить меня на тренировки в город, а отец много работал, и у него не было на это времени. Я не играл в футбол, потому что нужно было покупать специальную форму, а мы этого не могли себе позволить. Поэтому я бегал. Я был высоким, худым и не протестовал, когда меня отправили на соревнования местных школ по бегу. Но до этого я ни разу не бегал на милю и уж точно не бегал быстро. Неудивительно, что где-то в середине дистанции я был на двадцатом месте из двадцати пяти.

Но я все равно продолжал бежать. Я не спрашивал, почему и зачем. Я знал, что эти вопросы бессмысленны. «Раз надо – значит надо»! Пара ударов локтями в бок – и у меня отбило периферийное зрение. Я все равно бежал, и мне никто уже не наступал на пятки. Меня все сильнее мучили судороги, я все больше задыхался, но продолжал бежать. Я врезался в толпу ребят впереди меня, некоторые даже крикнули «Эй!», и вырвался вперед. Потом передо мной было всего пять бегунов. За четверть мили до финиша – четверо, потом – только один.

Я не победил в том забеге. Мальчишка впереди бежал быстрее меня. Я даже представить себе не мог, что можно так быстро бегать. С той поры и до момента, когда я сам начал выигрывать забеги, пройдет еще много времени, но именно в тот холодный осенний вечер я кое-что для себя понял. Я понял, что могу отвоевывать пространство на дистанции, когда большинство ребят моего возраста сдаются и отстают. Кажется, тогда я и начал набирать силу.

Когда перешел в шестой класс, я уже знал, как разбить яйцо одной рукой, придерживая его двумя пальцами. Я разбирал белье на белое и цветное, стирал, сушил, ровно складывал. Я мог качать пресс сто раз подряд и бегать по нашей проселочной дороге туда и обратно без остановки (а брат и сестра помогали мне, сидя на ногах, пока я качал пресс, и считали, сколько раз я пробежал по дороге). Я готовил спагетти, свиные ребрышки, запеканку с тунцом, я строил шалаши из елок. (Елки мы с братом продавали в праздничный сезон. По пять долларов за штуку.) Я мог помочь младенцу срыгнуть, мог поменять подгузник, знал принципы защиты в бейсболе и движения, необходимые для идеального броска крученого мяча. По поводу первых двух пунктов – это я освоил, когда нянчился с братом и сестрой. По поводу последнего – вычитал в библиотеке. Я не мог играть в бейсбольной команде, но хотел знать, как нужно играть.

В седьмом классе в начале учебного года я понял, что хочу быть самым лучшим. Отчасти потому, что мама становилась все слабее и ей все труднее было справляться с делами – выполнять упражнения, следить за нашим питанием, устраивать семейные развлечения в праздники: обычно мы пекли мексиканские свадебные и масляные рождественские печенья. Они были самой разной формы. Мы красили их пищевыми красителями и украшали разноцветной обсыпкой. Если нужно было отправлять печенье в духовку, я старался опередить всех. Если я запекал карасей в панировочных сухарях в масле, мне хотелось это сделать так, чтобы получились лучшие караси в мире. Я усердно занимался, начал получать хорошие оценки в школе, но и этого мне было недостаточно. Я хотел получать наивысшие оценки, и этого мне все равно было мало. Каждый месяц у нас были экзамены по чтению, и я старался быть в них первым. Мой друг Дэн Хамски был таким же. И он каждый раз меня обставлял, что меня бесило. Я не сразу понял, почему так происходит, но потом догадался. Дэн бегло проходил тест, пропуская вопросы, на которые не знал ответа. Я в таких случаях сидел над вопросом до тех пор, пока не находил решение, даже если на это приходилось тратить все оставшееся время экзамена. Я никогда не выдавал неправильный ответ… но и не опережал Дэна Хамски. Для меня было важнее все сделать правильно, любой ценой.

Единственное место, где я не напрягался, – это в лесу. Там я мог бегать, ходить, делать все, что хочется. Деревьям было все равно, сколько я работал, сложил ли я правильно поленницу и как быстро у меня все получилось. Небу было неважно, что я делал, чтобы моей маме не было хуже. Земля не устраивала мне экзамены. Там были только я, шепот ветра и тишина. В лесу я был один на один со своими «почему?» и бесконечной нехваткой ответов на эти вопросы. И в лесу это не казалось таким страшным. Я хотел стать лесничим. Много лет спустя родители мне как-то показали листок бумаги, на котором я записал, что хочу быть врачом, но сам я не помню, чтобы этого хотел. Скорее всего, когда это писал, я хотел, чтобы мама выздоровела.

Мы все этого хотели. Но что мы могли поделать? Да, хорошо было бы свозить маму в ресторан на ужин, но ужины в ресторане устраивались только в честь дней рождения или когда отец получал повышение. Да, хорошо было бы купить маме компьютер, и каждый год отец говорил, что собирается это сделать, но компьютер мы так и не купили. Только когда я пошел в восьмой класс, у нас появился Apple II.