Дикие истории. Дневник настоящего мужика - Тимофей Баженов Страница 5

Третья четверть самая длинная. Самая безысходная. Все праздники позади. Выходных мало. Можно прогуливать, и я прогуливаю. Но я уже на учете у участкового. Мне одному не скучно. Я кормлю котов. Строю им дома в подвалах. Дерусь. Вырезаю из дерева. Но сегодня я не прогуливаю. Мама сказала сидеть и терпеть эту суку. Иначе беда. В интернат меня отправят, а ее родительских прав лишат. Как несправившуюся.

Вдруг заходит комсорг Лена. Отношение к ней двойственное. С одной стороны, она преподавательница физики, комсорг и стукачка. И усы у нее больше, чем у меня. С другой — дала потрогать сиську. И поет под гитару «Прекрасное далеко». Не Цой, конечно, но с сиськой превращается в аргумент. Лена говорит:

— Дети!.. Блин, «дети»… Ну ладно… Дети! На последнем, двадцать седьмом съезде КПСС в своей исторической речи Генеральный секретарь нашей любимой партии Михаил Сергеевич Горбачев сообщил о необходимости празднования незаслуженно забытого в годы застоя старинного советского праздника, который, кстати, очень любил праздновать В.И. Ленин. Эту историческую инициативу поддержали товарищи Слюньков, Зайков, Лигачев, Талызин, Зимянин и так далее… Как этот праздник называется?

Молчим. Просто наслаждаемся тем, что алгебра остановлена. А брякнешь неправильно — весь кайф обломаешь. «Никогда не прерывай оратора — пусть высрется»… Эту формулировку я потом узнал. А тогда просто, как говорят в «эйпл», нативно молчал.

— Что ж вы молчите-то, комсомольцы будущие? — укоряюще и задорно взвизгивает усатая Лена.

— Ма-сле-ни-ца! Правильно! — хвалит она себя. — Что нужно для празднования Масленицы?

Все молчат. А я — тихонько:

— Блины!

— В армию тебе нужно, Баженов! В дисбат! Чтобы тебя там научили, где блины…

Мне приятно. Я думаю, дисбат — десантура. Мне тогда и в голову не приходит, что это тюрьма — дисциплинарный батальон.

— Масленица, — говорит усатая Лена, — это проводы зимы. Для комсомольской Масленицы нужно чучело зимы. Дети! Кто может сделать чучело зимы?

Все молчат. Безрукие все. Дети вэцээспээсовцев ^[3] и КМОшниц ^[4].

Я понимаю! Вот она. Добыча.

— Я могу, — говорю.

Она знает, что я могу. Я все стенгазеты рисую, я плакаты, я стенды. Я даже Ленину нос из гипса отлил. Когда в прошлом году его с пьедестала сбила беременная пионерка. Дело житейское. Токсикоз. Седьмой месяц. А она в карауле, под знаменем. Закружилась голова. Она — за Ленина. Но он только казался незыблемым. Рухнул и остался без носа. Как прототип. Только тот от своего сифилиса. А этот — от пионеркиного. Тогда меня на групповуху не пригласили — мал еще. Это в сентябре было. А день рождения у Ленина в апреле. Вот и считай. Она упала — бюст разбила, да давай выкидывать. Ее в больницу, а там еще и сифак нашли. У них потом у всех обнаружили. Хорошо, что меня не взяли.

Я Ленину нос слепил взамен утраченного, на все руки мастер. И чучело зимы могу взять и сделать. А никто не может. А из горкома сказали праздновать. Она в клещах. Я на коне. Могу просить что угодно. Говорю:

— Мне нужно «три» по алгебре за год.

Алла Николаевна чуть указку не проглотила.

— Нет, — говорит, — через мой труп.

А усатая ей в ответ:

— Нужно помочь Тимофею.

Я говорю:

— И освобождение от занятий нужно до Масленицы включительно.

Это наглость уже. Но они соглашаются. Я продолжаю:

— И Петьку мне в помощники! И ему все льготы, как мне.

Петька — друг мой. Музыкант. Но приперло их, видать, сильно. Они согласны.

Мы идем на охоту. Сразу. Время ускорилось. Жизнь прекрасна. Стройматериалы тогда не продавались. Их никому в голову не приходило покупать. Брали на стройках. Стройки все были заброшены. Заборы повалились. Под снегом свалены доски, бревна, трубы, арматура. Кому надо — бери. Сторожей нет. Что охраняешь — то имеешь. Все вокруг колхозное — все вокруг мое. Тихо стибрил и ушел — называется «нашел». Мы с Петькой нашли два бруса по шесть метров. Толщиной двести на двести. Бревна фактически. Едва дотащили. Не посрамим пионерию!

Перед каждой школой в то время был пустой асфальтовый плац. С ванной Гречко, конечно. Это углубление такое в середине. Там всегда лужа зеленая. А если сухо, дают школьникам шланг: идите мойте площадку. Десять минут — и лужа готова.

«Для чего она?» — спросите вы.

Молодежь! Она для НВП и физры. Начальной военной подготовки и физической культуры. К армии школьники должны готовиться в полный рост. А Гречко — это министр обороны тогдашний. Говорят, он это придумал. Так вот. Маршируют школьники, носки тянут, а толстый какой-нибудь не может.

— Взвод! Не ходим строевым нормально! Еще круг! Будем учиться! Вот все могут, а очкарик не может! Еще круг! Спасибо Шварцу скажете потом. Упор лежа принять! Ориентир — котельная. Арш!

И все ползем через лужу. А потом Шварца бьем. Вечером. Вот что такое ванна Гречко. Зимой там серый лед на растрескавшейся земле. И стоит опора, из рельсов сваренная. В нее елку втыкают в декабре.

Мы с Петькой зарезали шипы. Сплотили брус. Сделали основание чучела Зимы и веревками затянули его в крестовину для елки. Стальную. Целый день работали. День за днем наша Зима становилась все серьезнее. Обретала округлости в правильных местах. Мы ходили по помойкам района и потрошили старые матрасы. Вату приматывали к Зиме проволокой. Когда мы замотали ее мешковиной, она напоминала Колосса Родосского. Я был доволен. Мне нравилась моя Зима.

А весна набирала обороты. В воздухе плавала влажность. Даже шли дожди вечерами. Мелькнули недели свободы. Чучело стало прекрасно. В последний день я повесил на грудь гегемона старую алюминиевую лопату без черенка и размашисто написал черной битумной краской: «Зима». Все было готово.

* * *

Уроки начинались в восемь пятнадцать. В день празднования Масленицы торжественную линейку назначили на шесть тридцать. Я пришел к шести. Начальству изделие понравилось. Чувствовалась в нем размашистая поступь перестройки. Ванна Гречко, посреди которой возвышался памятник вечной зиме, была полна талыми водами. На плацу стояла кафедра с гербом и трибуны. Из матюгальников на весь спящий микрорайон лилась песня «Школьные годы чудесные», вся школа была построена на линейке. Впереди — совсем дети, сзади — прыщавые выпускники, которым вот-вот откидываться. У многих подхалимов в руках были букеты. Все готово.