Мошенничество в России. 1000 способов как уберечься от аферистов - Сергей Романов Страница 5

Контрабанда составляет еще одно из разветвлений каморры, даже из самых значительных, которые находятся в наилучших отношениях с таможенными чиновниками. Наконец, есть такие каморристы, которые спекулируют браками, кредитными письмами и сыновьями семейств. Другие укрывают краденое, делают фальшивые ключи, берут в месяц сто процентов, ловко овладевают контрактами, вмешиваются в продажи, тяжбы, в сделки под предлогом своих услуг, но, в сущности чтобы всем воспользоваться.

Те из каморристов, которые ведуют иностранными делами, пребывают большей частью станциях железных дорог или в гавани. Они всегда безукоризненно одеты, предлагают свои услуги даром и с такой приветливой улыбкой, что поневоле их принимаем. В конце же всегда чего-нибудь не достает в туалете дам или вещей мужчины».

Сравните эти высказывания с деятельностью сегодняшних российских мошенников и найдете совсем немного различий. Напрашивается вывод, что палитра преступлений не так уж сильно изменилась, прежде чем дошла до наших дней.

Конечно, появились и чисто современные преступления. Допустим, компьютерные мошенничества. Ведь был же случай, когда российский программист, даже не выезжая за границу, а сидя в Санкт-Петербурге, умудрялся неоднократно снимать со счета американского банка кругленькие суммы. Значит, и видов мошенничества, как и их самих, стало еще больше, чем сто лет назад?

Мне бы не хотелось ни опровергать это мнение, ни доказывать обратное. Я лишь процитирую выводы Моро-Кристоффа, жившего век назад, который посвятил долгие годы изучению мира мошенников и грабителей.

«Стало ли больше преступлений? — задавался он вопросом в 1860 году. — Чтобы решить научным образом этот вопрос, надо доказать, возможно ли сравнение эпохи с эпохой, народа с народом. Т. е. может ли то и другое сократить расстояние веков и промежуток мест настолько, насколько этой точки, обозначенные в своих крайних границах, представляют между собой тождество слов, вещей и нравов, предрассудков, законов, обстоятельств общественных или политических и т. д. Иначе это сравнение было бы безрассудством, и то, что оно представило бы в результате за истину, в сущности было бы только ложью.

Сравните, например, статистику злодеяний и преступлений, совершенных ежегодно против нравов во Франции, со статистикой преступлений подобного же рода в Оотском кантоне Швейцарии.

Если вы сравните одни цифры, представленные той и другой статистикой, то найдете большую сумму безнравственности в Лозанне, нежели в Париже. Между тем, это совершенно ошибочно. Отчего? Потому что ббльшая часть преступлений против нравов, не подлежащих уголовному суду во Франции, считаются преступлением в кантоне. Например, проституция, терпимая нашими законами, карается древним консисторьяльным законом, поддерживаемым в уголовном своде законов в Швейцарии. То же самое относительно простого блуда вне супружества, за который тамошний закон наказывает равномерно обоих преступников вместе. Приложите этот закон во Франции и скажите, не изменится ли совершенный результат ваших сравнений?

Что же до сравнительной криминальности настоящих и прошедших эпох, та же разница законов и нравов не допускает что-нибудь сказать в пользу или во вред нашему времени. Отодвинемся назад к XVII столетию. В эту эпоху, до революции 89-го года, преступления блуда, насилования природы, дуэль, магия, святотатство, отступничество, кощунство, богохульства и другие преступления в оскорблении религии и короля, предвиденные или непредвиденные законом, давали лестнице преступлений удивительный размер.

С другой стороны, шельмование, тайное наказание, допрос, позорный столб, публичное покаяние, пытка, колесование, растопленное олово, огонь и другие ужасные пытки, которые законная воля судьи умела так страшно разнообразить, давали лестнице наказаний характер прогрессивного увеличения в их применении, характер, имеющий устрашающее влияние, долженствующее, в свою очередь, упасть при нынешней системе смягченных наказаний.

Итак, несходство нравов и законов между нашим и XVII веком не допускает никаких точек соприкосновения криминальности двух эпох и никакого нравственного сравнения и оценки.

Что же касается сравнительной таблицы цифр преступлений обеих эпох, то это мне кажется не более возможным. Во-первых, в первое время не было официальной статистики преступлений во Франции, вещь, которая делает невозможным определение ежегодной цифры преступлений и злодеяний, совершенных до этой последней эпохи.

Во-вторых, газеты прежних времен не могут дать настоящей цифры преступлений, совершенных в империи при старинных законах, ибо цензура, которой были подчинены эти газеты, не допускала никакой публичности в криминальных делах, тогда как теперь этой же публичности предаются не только важные злодеяния, но даже самые простые ошибки.

Вследствие этого и кажется, что в нынешнее время преступлений больше, нежели прежде. Это гласность сделала то, что в настоящее время криминальность составляет такое поле в журналах, с которого благодаря любопытству публики собирают двойную или тройную жатву в один и тот же год «.

... Мне кажется, сравнения, сделанные Моро-Кристоффом в свое время о преступности «бывшей и нынешней» можно соразмерить и с преступностью в России, также бывшей и нынешней. Проповедники, моралисты, поэты, критики в любые времена только и делают, что жалуются на пороки своих дней и хвалят без конца добродетели прежних лет. Что ж, если скинуть со счетов раздел советской собственности, за которой охотятся нынешние мошенники и аферисты, то и в России особенного взрыва преступности не наблюдалось.