Философский экспресс. Уроки жизни от великих мыслителей - Эрик Вейнер Страница 5

Как и я, Марк старался стать «жаворонком». Но между настоящими «жаворонками» и желающими ими стать — большая разница. Сейчас, когда я лежу под теплым амтраковским одеялом, ощущая мерное покачивание поезда, эта разница разрастается до размеров пропасти.

Вы скажете, что может быть проще? Ставим одну ногу на пол, потом другую. Переводим тело в вертикальное положение. Но я не могу подняться вертикально. Даже диагонально не могу. Что со мной не так? Марк, выручай.

* * *

«Размышления» не похожи на другие книги, что я читал. Это даже не совсем книга, скорее — персональный органайзер. Собрание напоминаний и мотивирующих речей. Этакие римские «напоминалки» на холодильнике. Больше всего на свете Марк Аврелий боялся не умереть, а забыть нужное. Он постоянно напоминает себе о том, что надо жить по полной. Публиковать свои «напоминалки» Марк Аврелий не собирался: он писал их для себя ^[12]. Читая книгу, я словно подсматриваю и подслушиваю за императором.

И мне нравится то, что я узнаю. Я ценю его честность. Уважаю то, что он предстает на страницах книги таким, какой есть, со своими страхами и уязвимостями. Самый могущественный человек мира жалуется на бессонницу и панические атаки, а также говорит, что любовник из него в лучшем случае сносный. («Бросил семя в лоно и отошел» — так он описывает акт физической любви.) Марк всегда исходил из утверждения стоиков о том, что всякая философия начинается с понимания собственной слабости.

Он не строит грандиозных философских систем, достойных изучения многими поколениями усердных студиозусов. Его философия сродни лечению, причем и врачом, и больным предстает сам Марк. Как сказал переводчик Грегори Хейс, «Размышления» — это «в самом буквальном смысле книга по саморазвитию» ^[13].

Вновь и вновь Марк призывает себя прекратить думать и начать действовать. Хватит описывать, каким должен быть хороший человек. Будь им. Разница между философией и разговорами о ней — как разница между винопитием и беседами о вине. Один глоток хорошего пино нуар расскажет о вине больше, чем многие годы усердного изучения энологии — науки о виноделии.

Идеи Марка не так просто воплотить в жизнь. Ни с одним философом так не бывает. Он был стоиком, но не ограничивался стоической философией. Близки ему были и другие — Гераклит, Сократ, Платон, киники и эпикурейцы. Подобно всем великим философам, Марк скрупулезно изыскивал жемчужины мудрости. Неважно, откуда взялась мысль, важно, насколько она ценна.

Читая «Размышления», становишься свидетелем того, как философия разворачивается в реальном времени. Марк словно ведет прямую трансляцию собственных мыслей, без всякой редактуры. Я наблюдаю, как «некто учит себя быть человеком» ^[14] — так охарактеризовал книгу Марка Аврелия исследователь античной философии Пьер Адо.

Сразу несколько «Размышлений» начинаются словами: «Поутру, когда медлишь вставать…» Я читаю дальше и вдруг понимаю, что между строк эта книга во многом — исследование Великого Постельного Вопроса. Не только как встать с постели, но зачем вообще напрягаться? Практически вопрос Камю о самоубийстве, завернутый в мягкое пуховое одеяльце. Марк мечется между противоположными мнениями и спорит сам с собой.

— На что мне жаловаться, если я собираюсь делать то, для чего создан?

— А если оставаться в теплой постели — это и есть то, для чего я создан?

— Так ведь сладко это.

— А ты, значит, родился для того, чтобы сладко было? И ничуть не для того, чтобы трудиться и действовать?

Бесконечны его метания. Настоящий Гамлет одеяла и подушки. Он знает, что его ждут великие дела и великие мысли.

Выбраться бы только из постели.

* * *

— До-о-о-о-оброе утро, пассажиры! Ку-ку! Я вас вижу! Мы открыты и ждем ваших заказов!

Мисс Оливер снова здесь, лучится еще более раздражающей жизнерадостностью.

Ну все. Теперь точно встаю. Вот прямо сейчас. Я рассматриваю кофейный стаканчик: оказывается, он испещрен мудростями от «Амтрака». «Взгляни на мир по-новому!» — с одной стороны; «Попробуй на вкус лучший из миров!» — с другой. Не слишком удачные формулировки, что уж там, но есть в этой детской простоте что-то умиляющее.

Моя 13-летняя дочь Соня не меньше моего любит поспать. «Я идентифицирую себя как человека ленивого», — заявила она как-то раз. Чтобы вытащить ее из постели утром в будний день, ресурсов требуется не меньше, чем потребовала когда-то высадка союзников в Нормандии. А вот по выходным и когда идет снег, она вспархивает, словно бабочка, без всякой посторонней помощи. Как-то я спросил ее, в чем причина такой разницы, и она философски объяснила: «Вставать хочется, когда собираешься что-то делать, а не просто потому, что звонит будильник».

Она права. В борьбе за то, чтобы встать с постели, мой противник не сама постель и даже не ожидающий меня внешний мир. Я борюсь с собственными представлениями. Лежа под одеялом, я воображаю себе враждебный мир, желающий со мной разделаться. Так, должно быть, происходило и с Марком. В его мире, собственно, и в самом деле были племена варваров, чума и дворцовые перевороты. Но любые препятствия относительны. Кого-то страшит бардак на рабочем столе, кого-то — нападение бандитов.

Главная проблема, пожалуй, в других людях. Здесь французский философ Жан-Поль Сартр, заявивший, что «ад — это другие», зашел дальше Марка, хотя и не намного: «С утра говорить себе наперед: встречусь с суетным, с неблагодарным, дерзким, с хитрецом, с алчным, необщественным». Со времен Марка жизнь мало изменилась.

Сам он предлагал, сталкиваясь с неприятными людьми, не давать им власти, лишать контроля над вашей жизнью. Другие не могут ничего вам сделать, ведь «в чужом уме твоей беды нет». Разумеется. Какое мне дело, о чем думают другие, если мыслительный процесс по определению протекает у них в головах, а не у меня?

Я всегда подозревал, что основа моей неспособности встать с постели — скрытая, не вполне осознанная ненависть к себе. Марк храбрее меня: он это признает. «Не любишь ты себя, иначе любил бы и свою природу, и волю ее», — говорит он, а через пару страниц снова поддается этому порыву и почти достигает сочувствия к самому себе: «Хватит этой жалкой жизни, ворчанья, обезьянства. <…> Ты… предпочитаешь завтра стать хорошим, а не сегодня быть». Самые безжалостные колкости он приберег для эгоизма, который находил в себе: «Нежась в постели, как сейчас, я думаю только о себе». То есть в конечном итоге быть под одеялом означает для него быть эгоистом.

Это и заставляет Марка двигаться. Встать — его долг. Долг, но не обязанность. Поскольку это разные вещи: долг произрастает изнутри, обязательства привносятся снаружи. Действуя из чувства долга, мы делаем что-то добровольно, чтобы подняться выше и поднять других. Смысл обязанностей — защитить себя (и только себя) от неприятных последствий.