Научный баттл или Битва престолов. Как гуманитарии и математики не поделили мир - Анника Брокшмидт Страница 4

Может быть, ему жилось бы куда спокойнее, если бы он получил все положенные ему награды. Ведь историю чудаковатого математика, скрывающегося в своей петербургской квартире, подхватила российская бульварная пресса. Григорий Перельман стал еще больше сторониться людей и на какое-то время оставил математику, желая только полной изоляции. Он живет у своей мамы и, как рассказывают соседи, время от времени сражается в настольный теннис со стеной.

Пусть каждый определит для себя: нокаут это или только удар, разряжающий опасную обстановку. В любом случае — и это мы наглядно продемонстрировали — фронту естественных наук есть что предъявить, когда речь заходит об эксцентричных личностях.

Денди и мечтатели

Так уж заведено, что в священных обителях гуманитарных наук чрезвычайно много безумцев. Писатели, музыканты и прочие люди искусства — многие из них разительно отличались от большинства. Иногда это шло им на пользу, а иногда оборачивалось против них. Грань между эксцентричностью и безумием очень тонка и подвижна, а потому нам придется сменить угол зрения. Чаще всего «неотмирность» разного рода оригиналов выставляют толпе на показ; мы же попробуем разобраться, что сделало их такими непохожими на остальных.

На стороне противника решительно машут кулаками одни только исследователи, тогда как к нашим услугам сама история. Конечно, рассказы о профессорах с чудинкой всегда забавны, но образ безумного преподавателя литературы все же изрядно уже поистерся и не так смешит. А потому обратимся лучше к сюжету, которым занимались и сами уважаемые профессоры, то есть к личностям, ставшим предметом их исследования. Из них выйдет весьма незаурядная команда, которая должна бы озадачить противников в противоположном углу ринга.

Поскольку боксерский поединок не может быть незрелищным, выставим, пожалуй, Оскара Уайльда (1854–1900) для вступительного боя. Он был первым денди в истории и, хотя сегодня мы почитаем его за одну из литературных величин, в викторианской Англии он вызывал известное раздражение. Уайльд был знаменит и пользовался признанием, его опасались из-за характерного черного юмора и едких насмешек. К тому же он был весьма заметной, оригинальной личностью. В своем эссе «Философия наряда» (англ. The Philosophy of Dress) он пишет: «Мода — это всего лишь форма уродства, которая настолько невыносима, что нам приходится менять ее каждые полгода!» А потому он носил жакеты из замши, декадентские шубы, шляпы с полями всех возможных форм и размеров, гольфы и туфли с бантами а-ля Людовик XIV. А кроме того повязывал узорчатые шейные платки, имел при себе аристократическую трость, украшал одежды павлиньими перьями, испытывал уважение к накидкам и носил длинные, густые и темные, волосы.

Уайльд поддерживал активное в викторианской Англии движение за более практичную одежду для женщин и был против корсетов со шнуровкой. Для него половые различия в одежде не играли роли: он носил то, что хотел и как хотел. Что, конечно, не всем нравилось. Разумеется, и насчет интерьеров у него было свое мнение (как и насчет всего остального): «Эти ковры убивают меня — одному из нас двоих придется уйти». Предположительно, так и закатилась эпоха ковров.

Его произведения «Как важно быть серьезным» и «Портрет Дориана Грея» принесли ему литературное признание, но также и всколыхнули викторианскую общественность. Уайльд и в наши дни знаменит своими острыми декадентскими высказываниями: «Как досадно, что сегодня в нашем распоряжении так мало бессмысленной информации».

Хотя бы поэтому ему определенно понравилось бы в современном мире (в интернете охотно показывают, например, котов на стеклянных столах!). Отличительной особенностью Уайльда — так сказать, его фирменным ударом левой — были тонкие наблюдения, исполненные невесомого изящества, но при этом такие же чувствительные, как удар в спину (что иллюстрируют его афоризмы вроде этого: «Работа — это проклятье пьющих классов»). Кроме того, об этом литературном гении ходят и мрачные анекдоты. Согласно одному из них Уайльд целую ночь просидел подле примулы, поскольку она показалась ему больной.

Однако все прочие аспекты его жизни были куда менее забавны. Уайльд был женат на Констанции Ллойд, у них было двое детей. Но страсть в нем вызывали мужчины. Гомосексуальность Уайльда привела к скандалу, хотя его ориентация была известной тайной. Его отношения с молодым лордом Альфредом Дугласом угрожали писателю тюрьмой. Отец Дугласа, маркиз Куинсберри, которому категорически не нравилась эта связь, принял активное участие в ее разоблачении.

Уайльд поступил очень смело и одновременно очень рискованно: он обвинил маркиза в злонамеренной клевете и заявил, что не имеет к этому никакого отношения. Об этом он объявил в суде в 1895 году. Адвокат Куинсберри, Карсон, принудил нашего писателя к перекрестному допросу, в ходе которого Уайльду очень пригодилось его чувство юмора. Карсон цитировал из различных произведений Уайльда, в том числе из «Дориана Грея», чтобы доказать его гомосексуальные наклонности. Уайльд проиграл суд. Связь с лордом Дугласом была задокументирована, и так стала официально подтвержденной гомосексуальность писателя. Кроме того, процесс подорвал его финансовое положение. Все покровы были сорваны, и шестеренки пуританской судебной машины со скрипом начали приходить в движение.

Уайльда обвинили в «грубой непристойности» и приговорили к двум годам «тяжелых исправительных работ». Выйдя из заключения, он сел на корабль, следующий во Францию, и никогда больше не вернулся ни в Англию, ни в свою родную Ирландию. Смелость и упорство Уайльда делают из него прекрасного бойца от литературной команды. Уж во всяком случае поток его изящных высказываний заставит попотеть молчаливых соперников вроде Поля Дирака.

Оскар Уайльд покидает ринг, чтобы уступить место следующему кандидату на титул самого большого сумасброда, который уже шнурует свои шелковые боксерские перчатки. Встречайте: Людвиг II, король Баварии (1845–1886). О Людвиге написано немало — что-то в этом правда, а что-то выдумка. Его называли транжирой и правителем, который совсем не хотел править, во всяком случае править в реальном мире вверенным ему государством. Он побыл бы разве что королем своей воображаемой страны. Как и обо всех неординарных личностях, о нем много говорили. Людвиг никогда особенно не интересовался военными делами — ему чаще приписывают буйную фантазию, любовь к театру и великодушие. Он рано взошел на трон — в 1864 году, и когда это случилось, ему было всего 18.

Сказочный король, как его звали на родине, любил композитора Рихарда Вагнера — и все, что имело отношение к героической древности, сагам о короле Артуре и его рыцарям Круглого стола. В этих фантазиях все было на своих местах: король был властной и мифической фигурой. В действительности же все обстояло совсем иначе. Так, в 1866 году, проиграв в войне Пруссии, Людвиг был вынужден заключить с победителями так называемый оборонительно-наступательный союз. Таким образом он утратил власть над своими войсками, и это было подобно политической смерти, поскольку король без армии не может считаться настоящим правителем. Становится понятно, почему события в воображаемом мире Людвига разворачивались среди лесов и замков: он бежал от реальности. На руинах крепости Хоэншвангау Людвиг повелел построить сказочный замок Нойшванштайн. В письме к Рихарду Вагнеру он писал: «У меня есть намерение возвести на месте руин старой крепости Хоэншвангау над ущельем Пеллат замок в духе рыцарских времен Германии. И должен Вам признаться, что я заранее очень радуюсь тому, что <…> однажды смогу там поселиться <…>. Лишенные святости боги будут отмщены — они поселятся подле нас на тихой вершине, овеянной небесными ветрами».