Книга Атлантиды - Святослав Романов Страница 4
Книга Атлантиды - Святослав Романов читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
«[Рассуждает Сократ: ] Я слышал, что близ торгового города Навкратиса [5] жил один из тамошних древних богов, которому посвящена птица, называемая ибисом. Имя этого божества — Тевт. Он первым изобрел число, арифметику, геометрию и астрономию, игру в шашки и кости, изобрел также и буквы. Царем всего Египта в то время был Тамус, сидевший в большом городе в Верхней [6] части страны. Этот город греки называют египетскими Фивами, а его бога — Аммоном. Однажды Тевт, пришедши к Тамусу, рассказал ему о своих искусствах и утверждал, что следует обучить им всех египтян. Но последний спросил его: «Какую пользу может доставить каждое из них?» Когда Тевт начал объяснять это, царь, судя по тому, хорошим или худым казалось ему изобретение, одно порицал, другое хвалил… Наконец, дело дошло до букв, и Тевт сказал: «Владыка! Эта наука сделает египтян мудрее и памятливее; я изобрел ее как средство для памяти и мудрости». Но царь отвечал: «Многоученый Тевт!.. Ты, отец букв, по родительской любви приписал им противоположное тому, что они могут. Ведь это они, ослабляя заботу о памяти, произведут в душах учеников забывчивость, потому что, полагаясь на внешнее письмо, изображенное чужими знаками, они не будут припоминать <истину> внутренним образом — сами в себе. Значит, ты изобрел средство не для памяти, а для напоминания. Да и мудрость ученики приобретут у тебя не истинную, а кажущуюся, потому что, многого наслушавшись и ничего не изучая, будут воображать себя многознайками и, как мнимые мудрецы вместо истинных, останутся большей частью невеждами и несносными в общении людьми»«. [7]
Этот фрагмент стоит перечитать еще раз хотя бы из-за последних фраз: уж очень изображенный Платоном образ напоминает многих из «чистых ученых». «Несносность» таких мужей может быть «шпилькой» по отношению к Аристотелю, ведь последнюю часть «Федра» Платон писал в конце жизни и конфликт с учеником наверняка уже назревал.
Тем не менее для нас главное другое. Во-первых, письменная речь — только «памятка», не более того. Здесь тезис Платона подтверждают современные антропологи, полагающие, что «всеобщая грамотность» привела к утере человеком многих внерациональных мнемотехнических способностей — например, способностей к запоминанию огромных фрагментов текста, в том числе и на незнакомом языке. [8] К тому же чтение не может заменить размышления — а Платон вслед за Сократом настаивал, чтобы ученики думали сами, не позволяя за себя думать кому-то другому: обществу, родителям, даже учителю.
Во-вторых, перед нами возникает Египет, место, где разворачивается знаменитая беседа Солона с неназванным жрецом, изображенная Платоном в «Тимее» и «Критии». Тевт — это явно египетский бог Тот, создатель письменности и владыка божественных словес. В Греции с ним отождествлялся Гермес, который также являлся вестником богов и был, по одной из традиций, отцом Пифагора (точнее, некоего Эвфорба, который спустя несколько жизней возродился в качестве Пифагора).
В-третьих, Платон прямо подтверждает, что устная традиция в древности была более надежной. Поэтому следующий ниже рассказ Крития — кстати, двоюродного дяди Платона — о беседе их предка Солона с египетскими жрецами, имевшей место более чем за 150 лет до описываемых Платоном в «Тимее» и «Критии» событий, не должен вызывать у читателя сомнений в правдивости и адекватности. Предания, передаваемые из поколения в поколение, в древности обрастали куда меньшим числом вымыслов, чем в наше время. Тот факт, что египетские жрецы будут ссылаться на «священные записи», не должен нас смущать. Иероглифическая письменность Египта считалась греками более совершенной, чем греческая или финикийская буквенная (которую и придумал Тевт). Иероглиф, как это объясняли более поздние платоники, является прямым изображением смысла вещи, в отличие от буквенного письма, передающего звучание слова, выступающего в языке лишь знаком вещи.
Крантор из Сол, платоник, принадлежавший ко второму поколению «студентов» Академии, впрочем, имел на этот счет собственное мнение. Он был первым из последователей Платона, который написал комментарий на «Тимей» и в этом комментарии утверждал, что основатель их школы в «Тимее» и «Критии» изложил свою собственную беседу с египетскими жрецами, вложив ее в уста Солона. Если это так, то рассказ Платона становится еще более достоверным.
Итак, предоставим слово самому «виновнику» появления атлантологии. Ниже я привожу два обширных фрагмента из «Тимея» и «Крития», в которых речь идет об истории исчезнувшего острова.
«Критий. Послушай же, Сократ, сказание хоть и весьма странное, но, безусловно, правдивое, как засвидетельствовал некогда Солон, мудрейший из семи мудрецов. [9] Он был родственником и большим другом прадеда нашего Дропида, о чем сам неоднократно упоминает в своих стихотворениях; и он говорил деду нашему Критию — а старик в свою очередь повторял это нам, — что нашим городом в древности были свершены великие и достойные удивления дела, которые потом оказались забыты по причине бега времени и гибели людей; величайшее из них то, которое сейчас нам будет кстати припомнить, чтобы сразу и отдарить тебя, и почтить богиню в ее праздник [10] достойным и правдивым хвалебным гимном.
Сократ. Прекрасно. Однако что же это за подвиг, о котором Критий со слов Солона рассказывал как о замалчиваемом, но действительно совершенном нашим городом?
Критий. Я расскажу то, что слышал как древнее сказание из уст человека, который сам был далеко не молод. Да, в те времена нашему деду было, по собственным его словам, около девяноста лет, а мне — самое большее десять. Мы справляли тогда как раз праздник Куреотис на Апатуриях, [11] и по установленному обряду для нас, мальчиков, наши отцы предложили награды за чтение стихов. Читались различные творения разных поэтов, и в том числе многие мальчики исполняли стихи Солона, которые в то время были еще новинкой. И вот один из членов фратрии, то ли впрямь по убеждению, то ли думая сделать приятное Критию, заявил, что считает Солона не только мудрейшим во всех прочих отношениях, но и в поэтическом своем творчестве благороднейшим из поэтов. А старик — помню это, как сейчас — очень обрадовался и сказал, улыбнувшись: «Если бы, Аминандр, он занимался поэзией не урывками, но всерьез, как другие, и если бы он довел до конца сказание, привезенное им сюда из Египта, а не был вынужден забросить его из-за смут и прочих бед, которые встретили его по возвращении на родину, я полагаю, что тогда ни Гесиод, ни Гомер, ни какой-либо иной поэт не мог бы превзойти его славой». «А что это было за сказание, Критий?» — спросил тот. «Оно касалось, — ответил наш дед, — величайшего из деяний, когда-либо совершенных нашим городом, которое заслуживало бы стать и самым известным из всех, но по причине времени и гибели совершивших это деяние рассказ о нем до нас не дошел».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии