Воображая город. Введение в теорию концептуализации - Виктор Вахштайн Страница 35
Воображая город. Введение в теорию концептуализации - Виктор Вахштайн читать онлайн бесплатно
Видимо, из‐за названия статьи исследовательский посыл Грановеттера получил неверное истолкование. Слабые связи не лучше и не сильнее сильных. Дело не в самих связях, а в их конфигурации; речь идет о силе и ценности «локальных мостов». Именно наличие «мостов» определяет способность сообщества к солидаризации. Свою собственную заслугу Грановеттер видит в создании такой теоретической рамки,
при помощи которой можно предсказывать, как разные сообщества будут отличаться друг от друга по своей способности действовать для достижения общих целей. Начиная такое исследование, возможно, имеет смысл руководствоваться следующим принципом: чем больше «локальных мостов» (в расчете на одного человека) существует в сообществе и чем выше их степень, тем более сплоченным оказывается данное сообщество и тем выше его способность действовать сообща. Таким образом, изучение происхождения и природы (например, силы и содержания) таких связей-«мостов» позволит по-новому взглянуть на социальную динамику сообщества [там же: 45].
Изящным теоретическим ходом Грановеттер вернул смысл понятию сообщества, сделав для современных community studies больше, чем десятки ностальгирующих урбанистов, работающих в жанре «тоски по утраченной солидарности». Его модель ценна в трех отношениях. Во-первых, она операциональна: простое упоминание исследований, в которых использовались элементы его концептуализации, заняло бы несколько страниц 25. Во-вторых, она создает возможности новых концептуальных «подсоединений». Так же, как и Ольденбург, Грановеттер десубстанциализирует сообщество – это больше не «вещь среди вещей» со своими собственными нормами, правилами и практиками, – но делает он это принципиально иначе. Ольденбург переносит сообщество в потенциальный план – оно может и должно возникнуть в качестве эффекта правильного городского планирования. Грановеттер же показывает сообщество как изменчивую топологическую конфигурацию сильных и слабых связей между индивидами. В-третьих, модель Грановеттера открывает новые перспективы проблематизации. В частности, позволяет заново поставить вопрос об отношении связей и действий.
На первый взгляд, объяснительная схема Грановеттера выглядит следующим образом: люди оказываются в локальных контекстах, где, участвуя в практиках солидаризации, формируют и поддерживают определенную конфигурацию связей. Затем эта топология социальных отношений становится предпосылкой солидарного коллективного (в определенном смысле – политического) действия. Действия создают отношения, отношения делают возможными действия. Образование «мостов» само становится мостом между рутинными практиками и политическими выступлениями:
«чувство сообщества» (sense of community) … активизируется на встречах и собраниях. Возможно, наиболее важным последствием таких встреч является поддержание слабых связей [Грановеттер 2009: 43].
Но на следующем этапе Грановеттер выносит все эти многочисленные локальные практики и события солидаризации за скобки. Его интересует исключительно конфигурация связей, которые теперь выступают в качестве независимой переменной (тогда как политическая мобилизация остается зависимой). В следующей главе – на примере поисков потерявшегося в Корсторфайне кота – мы увидим прямо противоположное решение этой теоретической дилеммы, предложенное исследователями-этнометодологами.
А пока рассмотрим третью стратегию ревитализации сообщества.
Свет мигает каждый раз, когда бомба задевает кабель. Набившиеся в бомбоубежище люди стоят, затаив дыхание. Основной удар, судя по всему, пришелся по юго-западной части города. Города, в который я приехал учиться и в котором провел большую часть своей сознательной жизни. Города, с которым я связал свою судьбу. Города, которого больше нет. Мы переговариваемся вполголоса, обсуждая, куда падают бомбы, увидим ли мы снова своих соседей и друзей, какие здания уцелеют, успеют ли добровольческие дружины погасить городские пожары. По радио постоянно говорят о немецком народе как сообществе судьбы, но на эти разговоры уже никто не обращает внимания. Пространством общей судьбы для нас, запертых в душном бункере, стал наш распадающийся на части город. Еще никогда я не чувствовал такой связи с этими людьми, зданиями, площадями и улицами.
Классическое представление о сообществе в городских исследованиях вобрало в себя три интуиции, концептуально зафиксированные в трех разных языках описания. Это идея сообщества как исходной примордиальной общности (Gemeinschaft) у Фердинанда Тённиса [Тённис 2002b]. Это антропологическая интуиция сообщества как племени, обладающего собственной морфологией, космогонией, ритуалами, верованиями и практиками солидаризации [Мосс, Дюркгейм 2011; Дуглас 2000]. И это идея локального сообщества как соседства у представителей двух первых поколений Чикагской школы [Park, Burgess, McKenzie 1925]. Соединение трех этих интуиций в городских исследованиях привело в конечном счете к рождению идола сообщества – субстанциализации и овеществлению социальных единиц города. Но для самих классиков нашей дисциплины сообщества еще не были непроблематичными, самозаконными и суверенными единствами. Этому концепту требовались обоснование и основание. Любопытна история одной из таких теоретических опор – идеи судьбы.
В 1873 году Фердинанд Тённис, еще будучи студентом, нашел в библиотеке своей старой школы в городе Хусуме недавно изданную работу Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». «Тённис был очарован и поражен», – пишет Гарри Либерсон, автор блестящего исследования «Судьба и утопия в немецкой социологии (1870–1923)» [Liebersohn 1988]. Греческая интуиция судьбы и трагедии в ее ницшевском переосмыслении благодаря Тённису стала частью социологической теории. Дальнейшая история, рассказанная Либерсоном, включает в себя романтические чувства Тённиса к Лу Саломе, попытки достучаться до Ницше, разочарование в его философии и многое другое, но главное – прочный альянс судьбы и сообщества, которое начинает мыслиться в зарождающемся языке социологии как сообщество судьбы, или судьбическая общность (Schicksalsgemeinschaft).
С самого своего рождения концептуализация судьбической общности оказывается на стыке двух линий теоретического напряжения. Первая – напряжение между fate и destiny. Судьба как destiny предполагает предопределенность и предзаданность событий человеческой жизни. Она являет себя в мрачных пророчествах и предсказаниях. Это интуиция детерминированности событийной связи. Судьба как fate, напротив, отсылает к выбору судьбы и к возможности связать свою судьбу с чем-то иным – городом, человеком, профессией, сообществом. Связь событий не предопределена, но и не случайна – каждый следующий выбор до некоторой степени детерминирован всей совокупностью предыдущих выборов. Это интуиция контингентности. Этимологический анализ латинского концепта fatum может указать на происхождение данной линии напряжения [Бенвенист 1995: 321–323].
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии