Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода Страница 30

Клеопа. Я видел (признаюсь) одну явную часть в себе, а о тайной никогда и не думал. А хотя б и напомянул кто, как то часто и бывало, о тайной, однако мне казалось чудно почитать то, чего нет, за бытие и за истину. Я, например, видел у меня руки, но мне и на ум не всходило, что в сих руках закрылись другие руки.

Друг. Так ты видел в себе одну землю и прах. И ты доселе был земля и пепел. Кратко сказать, тебя не было на свете, потому что земля, прах, тень и ничтожная пустошь – все то одно.

Лука. Ведь же ты из Иеремии доказал, что человеком находится не наружный прах, но сердце его. Как же Клеопы не было на свете? Ведь Клеопино сердце всегда при нем было и теперь есть…

Друг. Постой, постой! Как ты так скоро позабыл – двое, двое? Есть тело земляное и есть тело духовное, тайное, сокровенное, вечное. Так для чего же не быть двоим сердцам? Видел ты и любил болвана и идола в твоем теле, а не истинное тело, во Христе сокровенное. Ты любил сам себя, то есть прах твой, а не сокровенную Божию истину в тебе, которой ты никогда не видел, не почитал ее за бытие. И понеже не мог ощупать, тогда и не верил в нее. И когда телу твоему болеть опасно довелось, в тот час впадал в отчаяние. Так что се такое? Не старый ли ты Адам, то есть старый мех с ветхим сердцем? Одна ты тень, пустошь и ничто с твоим таковым же сердцем, каковое тело твое. Земля в землю устремилася, смерть к смерти, а пустошь люба пустоши. Душа тощая и голодная пепел, не хлеб истинный, поедающая и питие свое вне рая с плачем растворяющая. Слушай, что о таковых ко Исайю говорит Бог: «О Исайя, знай, что пепел есть сердце их. И прельщаются, и ни один не может души своей избавить…» «Помяни сие, Иаков и Израиль, ибо раб мой есть ты…» «Се бо отнял, как облако, беззакония твои и как призрак, грехи твои. Обратися ко мне – и избавлю тебя…» Некий старинных веков живописец изобразил на стене какие-то ягоды столь живо, что голодные птички, от природы быстрый имеющие взор, однак и бились во стену, почитая за истинные ягоды. Вот почему таковые сердца глотают и насытиться не могут! Покажи мне хоть одного из таких любопрахов, какой имеет удовольствие в душе своей. Любовь к тени есть мать голода, а сего отца дочь есть смерть. Каковое же таковых сердец движение? На то одно движется, чтоб беспокоиться. Видал ли ты во великих садах большие, круглые, наподобие беседок, птичьи клети?

Лука. Довелось видеть в царских садах.

Друг. Они железными сетями обволочены. Множество птичек – чижей, щеглов – непрестанно внутри их колотятся, от одной стороны в другую бьются, но нигде пролета не получают. Вот точное изображение сердец, о коих ты выше сказывал, что они в разные стороны, как молния, мечутся и мучатся, в стенах заключенные. Что есть столь узко и тесно, как видимость? По сей причине называется ров. Что фигуре кажется пролететь сквозь сеть на свободу духа? Но как же нам опять вылететь туда, чего за бытие не почитаем? Мы ведь давно из самого детства напоены сим лукавым духом, засеяны сим змииным семенем, заняты внедрившеюся в сердце ехидною, дабы одну только грубую видимость, последнюю пяту, внешнюю тьму любить, гониться, наслаждаться всегда и во всем? Так ли? Так! Всегда и во всем… Ах! Где ты, меч Иеремиин, опустошающий землю? Меч Павлов? Меч Финеэсов?.. Заблудили мы в землю, обнялись с нею. Но кто нас избавит от нее? Вылетит ли, как птица, сердце наше из сетей ее? Ах, не вылетит, потому что сердцем ее сердце наше сделалось. А когда уже сердце наше, глава наша и мы в нее претворились, тогда какая надежда в пепле? Может ли прах, во гробе лежащий, восстать и стать и признать, что еще и невидимость есть, есть еще и дух? Не может… Для чего? Не может восстать и стать пред Господом. Для чего же? Для того, что сей прах не может принять в себя сего семени. Коего? Чтоб верить, что есть сверх еще и то, чего не можем ощупать и аршином мерить… О семя благословенное! Начало спасения нашего! Можем тебя и принять, но будешь у нас бесплодно. Для чего? Для того, что любим внешность. Мы к ней привыкли. И не допустим до того, чтоб могла согнить на зерне вся внешняя видимость, а осталась бы сила в нем одна невидимая, которой увериться не можем. А без сего новый плод быть никак не может… Так нас заправили наши учителя. «Се накормлю их полынью и напою их желчию. От пророков ибо Иерусалимских изойдет осквернение на всю землю» (Иеремия, 23).