Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов - Хал Хеллман Страница 24

Одной из проблем, как и в спорах о квадратуре круга за 100 лет до этого, было то, что в тот период биологические понятия были настолько запутаны, что Нидхем искренне мог полагать, будто его эксперименты на самом деле подтвердили реальность спонтанного зарождения и эпигенеза, и никто бы не смог доказать обратное. Возможно, Нидхем был виновен в том, что можно назвать «избирательным восприятием», распространенным заблуждением даже среди современных исследователей. Человек видит то, что хочет видеть, если у него уже сформировалось предвзятое мнение.

Мы уже видели, как идеи Нидхема подхватили материалисты и атеисты, а также то, что Вольтер был глубоко обеспокоен этим. Может быть, он просто понял, что единственный способ бороться с такой ситуацией — разбить Нидхема так же, как Мопертюи. Иными словами, обвиняя других в фанатизме, вполне вероятно, он и сам страдал той же болезнью, когда речь заходила о вопросах религии. Более того, даже у основного противоречия между Вольтером и Нидхемом имелась религиозная окраска. Вольтер поддерживал идею продолжительного творения в первую очередь потому, что сам, как и его кумир Ньютон, не мог принять мысль о Боге, которому веками нечего делать.

Хотя Вольтер сам проводил простые биологические опыты с улитками (и пришел к ошибочному выводу), он, наверное, так до конца и не понял работу Нидхема. И все же он был прав, когда писал: «Человек волен не верить, что левый палец притягивает правый, а также что ладонь присоединилась к руке благодаря силе* притяжения» — это явная пощечина вкладу Мопертюи в труд Нидхема.

Учитывая отношение Вольтера к Нкдхему, нужно сказать, что инстинкты его не подвели, потому что Нидхем во время своих экспериментов совершил техническую ошибку, которая привела к неточности в наблюдениях. Следовательно, любая основанная на них система тоже будет заведомо неверной. Более того, к 1765 году Вольтер мог апеллировать к новым работам Ладзаро Спалланцани, который, как и Нидхем, был священником.

Если Вольтер мог нападать на Нидхема только как человека, то Спалланцани, один из величайших экспериментаторов, имел право высказываться по поводу учения последнего. Спалланцани полагал, что материалисты и атеисты должны меньше прибегать к работам Нидхема. Наконец, Спалланцани доказал, что когда Нидхем считал, будто так хорошо закупорил свою пробирку, что микроскопические организмы не могли в нес проникнуть, то вещества, которыми он запечатал пробку, совершенно не подходили для этого. Спалланцани закрыл свои сосуды, расплавив само стекло. Кроме того, он доказал, что горячей золы недостаточно для того, чтобы убить микроскопическую жизнь в сосуде, а требуется как минимум 45-минутное кипячение. Другими словами, Нидхем не до конца избавился от живых организмов в сосуде и не смог добиться того, чтобы новые организмы не проникли в колбу после остывания.

Нидхем, недовольный явным опровержением своих результатов, заявил, что Спалланцани таким интенсивным кипячением погубил не только зародыши, но и жизненную силу смеси. Спалланцани легко справился с этим опровержением, доказав, что когда в бульон снова впускают воздух, независимо от того, насколько сильным или продолжительным было кипячение, которому он подвергся, микроскопическая жизнь в нем снова появляется.

Конечно же, Вольтер был доволен таким новым поворотом. В письме к Спалланцани он писал: «Месье, Вы нанесли последний удар по червям иезуита Нидхема. Они очень хорошо извивались, но теперь мертвы,.. Животные, рожденные без семени, не могут жить долго. Жить будет Ваша книга, потому что основывается на экспериментах и на рассуждениях».

Обратите внимание на комизм ситуации. Наблюдения Нидхема были действительно ошибочны, и все же он поддерживал сторону, которая в конечном итоге вышла победительницей. Спалланцани, с другой стороны, был аккуратным и вдумчивым экспериментатором, но сделал неверные выводы, будто нашел подтверждение преформизму, который, как выяснилось, оказался абсолютно неправильной теорией. Что еще хуже, многолетняя вера в эту теорию серьезно затормозила развитие эмбриологии.

В 1759 и, наконец, в 1768 году Каспар Фридрих Вольф подтвердил идею эпигенеза, обратившись к определенным частям организма, например кровеносным сосудам у развивающегося эмбриона цыпленка, и доказав, что они на самом деле возникают из разных видов тканей. Его работа, что довольно странно, во многом отталкивалась от трудов Лейбница — во-первых, о дифференциальном исчислении, которое, как бы там ни было, является математикой перемен, и во-вторых, о монадах.

Однако ошибочная идея, в правдивость которой верят, умирает непросто. Пока ее сторонники живы и не меняют своих взглядов, идея тоже жива. О живучести ошибочных идей несколько раз говорится в следующих главах нашей книги. Даже в 1770-х и 1780-х годах теория преформизма по-прежнему не сдавала позиций. В 1776 году Нидхем выпустил против Вольтера работу под названием Idee sommaire и все еще выступал против «многочисленных глупостей» преформистов.

Понадобились исследования многих ученых — работы по изучению клеточной теории жизни и, наконец, хромосом, — пока по живучей доктрине удалось справить поминки. Благодаря этим работам у нас теперь есть превосходные описания поразительного разнообразия теорий развития, во всех них есть масса общего.

Несмотря на некоторые абсурдные аспекты в позициях как Вольтера, так и Нидхема, оба они в свое время пользовались огромным уважением. Вольтер смог немного сбить спесь с Нидхема, но тот оказался намного устойчивее, чем Мопертюи. Более того, когда в 1781 году Нидхем умер в Брюсселе в возрасте 68 лет, он обладал несколькими английскими и бельгийскими аристократическими титулами, а также рядом церковных званий.

Вольтер, наблюдавший за похоронами Ньютона, когда жил в Англии; решил устроить собственное отпевание не менее торжественно. Его желание исполнилось, хотя и через 13 лет после смерти. Когда в 1778 году он умер от горячки, его спешно похоронили за пределами Парижа, чтобы совершить все по христианскому обычаю. Затем по требованию общественности его останки в 1791 году с огромной помпой и торжественностью перенесли в только что сооруженный парижский Пантеон.