К дзену на шпильках. Как создать новую жизнь и дело мечты с нуля - Елизавета Бабанова Страница 16

В колледже мне дали кличку «философ». За завтраком в общежитии, за обедом в студенческой столовой и даже на вечеринке, где главной добычей считались пиво и противоположный пол, я охотилась не на мужчин, а на собеседников. Обнаружив хотя бы намек на вдумчивость, я атаковала свою добычу вопросами о том, что они думают о жизни, смерти, образовании и социуме. Жертвы чаще всего делились на 2 категории: либо становились моим близкими другом или подругой, либо с тех пор обходили меня стороной. Особенно на вечеринках.

В колледже я изучала бизнес по обязательной программе. Но как в любом американском вузе, в обучение включались факультативы общеобразовательной части. И каждый год мы могли по желанию выбрать а) хотя бы один иностранный язык, б) любой курс из научной области и в) гуманитарные дисциплины – политологию, социологию, психологию.

Я взяла факультативы – французский язык и философию, понадеявшись, что мимо науки меня как-нибудь пронесет. Когда я впервые вошла в аудиторию на урок философии и увидела Его, я поняла, что я в правильном месте. Седовласый статный мужчина лет 55 привлек меня своими глубочайшими глазами и манерой поведения, которую раньше я наблюдала только в кино про рыцарей голубой крови. В его жестах и взаимодействии со студентами были деликатность, чувство собственного достоинства и такое же уважение к достоинству другого человека. Я села за парту и завороженно смотрела на доктора Проктор-Смита, единственного профессора философии в нашем небольшой колледже.

Спустя 2 недели занятий, на каждое из которых я шла как на праздник, я осмелилась подойти к нему и задать вопрос по Канту. Он спросил меня, откуда я, и, когда узнал, что русская, начал оживленно задавать мне много вопросов. Я рассказала ему о своем происхождении и интересах. После чего доктор Проктор-Смит сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Он рассказал мне, что вместе с преподаванием в колледже он руководит небольшим центром, который объединяет все направления христианства и фокусируется на работе с иностранными студентами. Он сказал, что этот центр – место, где можно бесплатно поесть (в принципе, с этого момента меня уже не нужно было уговаривать) и поговорить на любую тему в уютном окружении.

– На любую? Даже о философии? – спросила я.

– Тем более о философии, – ответил профессор.

Я воодушевилась – это было именно то, что мне нужно.

В тот день я не могла дождаться, когда закончатся занятия и я смогу познакомиться поближе с UCF (United Christian Fellowship) ^[14]. Все религиозные организации должны были быть вне кампуса, но для удобства строились через дорогу, поэтому я быстро дошла до здания. UCF представлял собой одноэтажный дом с несколькими комнатами. Одна из которых была мини-церквушкой, где, как я поняла, проводились службы, другая – главная – совмещала кухню и большой зал с большими столами и стульями, в другой был диван и телевизор для отдыха, а в четвертой – офис доктора Проктор-Смита.

Заглянув сначала на кухню, я услышала запах хот-догов и активный диалог африканских студентов об американском президенте. Я направилась к офису. Дверь была приоткрыта, и, постучав в нее, я спросила, могу ли войти.

– Да, конечно, входите, – сказал доктор Проктор-Смит. Увидев меня, он встал со своего кресла и протянул мне руку:

– Добро пожаловать, Елизавета Бабанова.

Первый профессор, который легко запомнил мое непростое для американцев имя. И в этот момент я увидела на его лице слезу. Скупую мужскую, но все-таки слезу.

В моем сердце что-то екнуло. Он показал мне рукой на кресло, которое стояло напротив его стола, мы одновременно присели, и он продолжил:

– Больше 30 лет я молился за окончание холодной войны. Каждую воскресную службу я просил Бога о том, чтобы между нашими странами был мир. И сегодня в офисе UCF – первый русский человек за всю историю нашего колледжа. Мои молитвы были услышаны. Я так счастлив.

Этот момент соединил нас навсегда. В этот момент он перестал быть только профессором, а стал моим наставником и в какой-то степени отцом. Я обрела собеседника, которому я могла задать любой вопрос: про брак и отношения, про политику и экономику, про Иисуса и Иуду.

Из доктора Проктор-Смита постепенно он превратился для меня в «брата Джорджа». Именно так он попросил называть его, когда мы были вне колледжа. Хотя мне было бы комфортнее называть его «отец» Джордж, он всегда возвращал меня к слову «брат».

Вот так я нашла свой первый в США дом. Я нашла то, что я искала в студенческой столовой и на вечеринках – философию. Я нашла то, чего я недополучила в детстве – отцовскую мудрость и чувство защищенности.

В следующие три года мы очень сблизились. Я часто отмечала праздники в его семье. Его жена Марджори работала деканом школы Теологии в частном университете SMU и была автором нескольких книг о роли женщины в религии. Это, пожалуй, была первая семья, где отношения были построены в первую очередь на духовных ценностях, а только затем на социальных.

Джордж подтолкнул меня баллотироваться в лидеры студенческого движения Наварро. Он также вовлек меня в организацию молодых христианских лидеров США. Он учил меня кататься на лошадях, которых они содержали на своей мини-ферме, пригласил петь в церковном хоре и играть там на фортепиано. А спустя два года, когда ему нужно было уехать на свадьбу сына, он доверил мне прочитать воскресную проповедь в UCF вместо него. У меня дрожало все – коленки, губы, руки, но я сделала это, потому что наставник попросил меня об этом.

Джордж готов был говорить со мной обо всем, даже о том, о чем я никогда не могла спросить людей взрослого возраста. Он рассказал мне, что был женат дважды. Что в первом браке у него родилось два замечательных сына, и один сын от второго брака. И что именно во втором браке он нашел свое счастье.

– Почему вы женились в первый раз, брат Джордж? – однажды спросила я его.