Воспоминания биржевого спекулянта - Эдвин Лефевр Страница 16

Я не имею в виду совсем сбиться с пути, как в этом случае, но, когда я вспоминаю свои первые годы на Уолл-стрит, мне в голову приходит что-то подобное. Сейчас я знаю то, чего не знал тогда, и я думаю об ошибках, причиной которых было невежество, и это те самые ошибки, которые средний спекулянт совершает год за годом.

После того как я вернулся в Нью-Йорк, чтобы в третий раз попытаться обыграть рынок, я торговал очень активно. Я не рассчитывал на такие же успехи, как в игорных домах, но надеялся, что спустя какое-то время я смогу достичь много большего, поскольку смогу крутить гораздо более крупные пакеты акций. Как я теперь понимаю, моей главной проблемой было то, что я не видел жизненно важной разницы между азартной игрой на бирже и спекуляцией. Но тем не менее, поскольку у меня уже был семилетний опыт изучения ленты и определенная природная склонность к игре, мои деньги приносили очень высокий процент, хотя, конечно, настоящим богатством это не назовешь. Я, как и прежде, выигрывал и проигрывал, но в целом был в выигрыше. Чем больше я зарабатывал, тем больше тратил. Так ведут себя большинство мужчин. Нет, не только те, на кого валятся легкие деньги, но любой человек, если только он не раб накопительского инстинкта. У некоторых людей, вроде старины Рассела Сейджа, инстинкты зарабатывать и копить развиты одинаково сильно, так что вполне естественно, что умирают они чрезвычайно богатыми.

Ежедневно с десяти до трех меня занимала исключительно игра – как обыграть рынок, но после трех – игра моей собственной жизни. Не поймите меня неверно. Я никогда не допускал, чтобы развлечения мешали делу. Если я проигрывал, то лишь потому, что был не прав, а не оттого, что страдал от последствий излишеств или распутства. Я никогда не позволял себе, чтобы утреннее похмелье могло стать помехой в игре. Я просто не имею права на те вещи, которые могут подточить мою физическую бодрость и ясность сознания. Даже в своем нынешнем положении я ложусь спать обычно не позже десяти. В молодости я никогда не засиживался в компаниях допоздна, поскольку недосып мешает мне заниматься делом. В среднем я всегда довольно прилично выигрывал, так что мне никогда не приходило в голову экономить на радостях жизни. А рынок всегда был рад снабдить меня всем потребным. Во мне развилась уверенность в себе, свойственная мужчинам, которые способны обеспечить себе хлеб с маслом.

Первое, что я изменил в своем подходе к игре, – это временные рамки. Я не мог дожидаться, пока движение курса созреет и станет определенным, чтобы потом, как я всегда делал в игорных домах, срубить свои один-два пункта. Если, работая в конторе Фуллертона, я хотел поймать движение цен, нужно было начинать намного раньше. Иными словами, мне пришлось изучать формирующиеся тенденции, чтобы предвидеть движение акций. Это звучит как чудовищная банальность, но следует понять, что я имею в виду. Самым важным для меня было это изменение в моем отношении к игре. Мало-помалу я понял важнейшую разницу между тем, чтобы ставить на колебания цен, и тем, чтобы предвидеть закономерные подъемы и падения курсов, а это и есть разница между азартной биржевой игрой и биржевой спекуляцией.

Я начал изучать движения рынка не только за последний час, но за гораздо более продолжительное время, а этому меня не мог бы научить самый большой игорный дом в мире. У меня возник интерес к чтению отчетов и к анализу прибыли железных дорог, к финансовой и торговой статистике. Моя страсть к игре, разумеется, никуда не делась, и за мной сохранилось прозвище – Юный Хват, но при этом я полюбил заниматься анализом рынка. Для меня никогда не были скучны и утомительны любые занятия, если только они помогали мне торговать более разумно. Чтобы решить проблему, ее нужно сначала сформулировать. Если я считаю, что нашел решение, его нужно проверить в деле, чтобы убедиться в своей правоте. Я знаю только один способ проверки – на собственных деньгах.

Сегодня, оглядываясь назад, мое продвижение вперед кажется ужасно медленным, но думаю, что оно и не могло быть более быстрым, потому что в целом я все время выигрывал. Если бы я проигрывал почаще, это могло бы принудить меня к более усердному изучению рынков. И тогда бы я реже делал ошибки. Но я не уверен, что это было бы так уж хорошо – проигрывать. Ведь тогда у меня не было бы денег, чтобы проверять новые подходы к спекуляции.

Вспоминая свои выигрыши в конторе Фуллертона, я обнаружил, что, хотя я зачастую был прав в понимании рынка на сто процентов – я имею в виду диагноз условий и общих тенденций, – я получал от своей правоты меньше денег, чем она, так сказать, заслуживала. Но почему?

Опыт неполных побед не менее поучителен, чем опыт поражений.

Когда, к примеру, приходил час рынка быков, я действовал по-бычьи с самого начала, и свое мнение я утверждал, покупая акции. Следовал, как я и предвидел, подъем рынка. Пока что все шло хорошо. Но что я делал помимо этого? Я следовал совету заслуженных старцев и обуздывал свою молодую порывистость. Я настроил себя на то, что следует сохранять рассудительность и играть осторожно, консервативно. Каждый знает, что это такое: нужно изъять прибыль и откупить свои акции, когда начнется откат вниз. Именно это я и делал, вернее, пытался делать, потому что часто случалось так, что я изымал прибыль и ждал отката, а он все не наступал. И я наблюдал за тем, как мои акции взлетают еще на десять пунктов, а я сидел, надежно спрятав в своем консервативном кошельке прибыль от четырех пунктов. Говорят, что, изымая прибыль, никогда не станешь нищим. Нет, не станешь. Но, получая прибыль на четыре пункта в период рынка быков, богатым тоже не станешь.

Я имел только две тысячи долларов там, где мог бы сделать двадцать тысяч. Вот результат моей приверженности к консервативной осторожности. Примерно в то самое время, когда я обнаружил, сколь мало я имею из-за этого, я понял еще кое-что. Я понял, что любители, непрофессиональные игроки, различаются между собой объемом опыта.

Новички не знают ничего, и это знает каждый, в том числе и они сами. Тот, кто пробился во второй класс, думает о себе, что он много чего знает, и поэтому другие думают о нем так же. Это уже опытный любитель, который изучил – нет, не рынок, но только разные мнения о рынке, высказанные любителями еще более высокого уровня. Любитель второго уровня знает, как избегать некоторых ошибок, из-за которых проигрывают совсем зеленые новички. Именно эти полулюбители, а не стопроцентные дубы, дают основной и постоянный доход комиссионным домам. Такой обычно удерживается на плаву в среднем три-четыре года, тогда как совсем начинающие обычно выдерживают на Уолл-стрит один сезон или от трех до тридцати недель. Именно полулюбитель обожает цитировать знаменитые биржевые поговорки и рассуждать о правилах игры. Он знает все, чего не следует делать, то есть все мудрые правила, когда-либо сформулированные старожилами биржи. Но он не знает главного – нельзя быть любителем!

Полулюбитель считает, что у него уже прорезались зубы мудрости, потому что он любит покупать при откате курса. Он ищет такие ситуации. Он меряет свои сделки по числу пунктов от вершины, на которой он продал. На большом рынке быков незрелый любитель, совершенно невежественный в правилах и прецедентах, покупает вслепую, потому что и надежды его слепы. Он зарабатывает кучу денег, но однажды мощный откат одним махом обдирает его дочиста. Осторожный любитель делает как раз то, что делал и я, воображая, что играю интеллигентно – по оценке других «разумных». Я знал, что мне нужно изменить прежние методы, освоенные мною в игорных домах, и мне казалось, что каждое изменение решает часть моих проблем, особенно если они получали высокую оценку со стороны опытных дилетантов.