Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков Страница 16

Бенарес – это абсолютный культурный шок Если вы любите Индию, стремитесь её познать, погрузиться в неё – вы с радостью проведете здесь долгие годы и, как миллионы паломников, будете счастливы, если именно здесь вам будет даровано расставание с жизнью; но если вы отталкиваетесь от Индии и её непонятности, если вы от неё дистанцируетесь или, может, боитесь её, то, даже если вы живете в Бенаресе всего 2–3 дня, этот город будет являться вам в ночных кошмарах до конца ваших дней.

Бенарес – город не для слабонервных.

Мое знакомство с ним было сродни упомянутому кошмару добрался я ночью, по дороге в гостиницу города не разглядел и, бросив вещи, пошел поклониться Гангу. Куда идти, я не имел понятия, но понадеялся на авось.

Тогда я еще не знал, что ориентироваться в этом странном полуреальном мире отнюдь не просто. Представьте, что вы человек без карты, без плана города, но со школьных лет знаете, что Ганг течет с запада на восток Индии и потом сворачивает на юг – к Калькутте и океану. Таким образом вы определяетесь в Бенаресе – запад налево, а восток направо. Действительность заставит вас подозревать у себя топографический кретинизм – при свете дня выяснится, что запад у вас за спиной, солнце встает прямо перед вами и, в довершение всего, и вы, и город находитесь не на правом берегу реки, как подсказывали вам неполные школьные знания, а на левом! При этом Ганг всё равно течет так, как это изображено на глобусе и где-то далеко на юге и вправду впадает в океан…

Не отягощенный еще такими познаниями, в тот первый вечер (вернее – ночь, беспросветно черную) я оторвался от освещенного входа в отель и шагнул – в никуда. Черные двухтрехэтажные дома были безжизненны, света не было нигде и ни в каком виде, под ногами чавкала глубокая теплая грязь, пахло как в хлеву и в довершение то и дело совсем рядом слышались грустные глубокие вздохи коров, спящих в этой грязи, а я упрямо пробирался по узкому, почти непроходимому переулку, ведомый подсознательным ощущением чего-то огромного и мощного впереди.

Странно, но я не ошибся Дома слегка расступились и я предстал перед Гангом. Ганг, впрочем, по-прежнему был не виден – но ощущался как что-то бескрайнее, еще более темное, чем ночь, дышащее и живое.

Вокруг оказалось много людей (до того, в переулочке, я не встретил ни одного) – все почему-то на велосипедах, небритые и, впервые в Индии, крайне неприязненные. От каждого из них, исподлобья смотревшего на меня, и от всех вместе, стократно усиленное, исходило чувство нескрываемой враждебности.

Ко всем велосипедам были привязаны длинные белые – ковры? – подумалось было – и вдруг я понял всё.

Это были не ковры, а спеленутые трупы.

В этот полночный час я действительно ухитрился выйти к Гангу, но не в том месте, где принято любоваться красотами реки, а к общегородскому месту кремации, печальному крематорию на открытом воздухе, – в отличие от других индийских городов, в Бенаресе расположенному в черте города. Присмотревшись, я увидел неяркое пламя десятков погребальных костров и внезапно осознал, что сладковатый запах, наполняющий легкие, есть не что иное как запах Смерти.

Не-родственник, да еще и иностранец, я был, разумеется, совершенно лишним на этой сакральной церемонии. Но странно, все ограничились неверящими в мое святотатство взглядами, а с одним рикшей мы разговорились, встретились после, подружились и даже побратались – что дало мне возможность по возвращении сказать своей маме: «У тебя теперь я не единственный; у тебя еще два сына, миллионер из Бомбея и рикша из Бенареса плюс одна дочь Девика Рани Рерих, которая, правда, по паспорту на лет 15 старше тебя». Есть подозрение, что на самом деле этот разрыв в возрасте был еще больше.

Утро принесло свет и жизнь, но не успокоение. Теперь это был колоссальный муравейник – необъяснимо хаотичный на первый взгляд, но на самом деле, слагающийся из вполне детерминированных действий и движений, причем зачастую детерминированных не сегодня, а сотни и тысячи лет назад, повторяемых этими людьми ежедневно, как предшествовавшими поколениями со времен глубочайшей древности. Звонкая шумная беспорядочная жизнь – это здесь просто сегодняшнее исполнение миллионы раз сыгранной пьесы. Мы видим сегодня то же, что видели китайские путешественники две тысячи лет назад, мусульмане-завоеватели средневековья, первые европейцы начала XVI века. Видел этот город и Марк Твен и не без привычного юмора воскликнул – «Бенарес древнее истории, древнее традиции, древнее даже легенд, и выглядит при этом в два раза старше, чем все они, вместе взятые».

Я всё время говорю здесь «город». Но Бенарес не город, это мир, это индуизм, это Индия, а то, что в нем, как в других городах, есть здания и улицы, то какие-либо параллели совершенно неубедительны. Здания, прав Марк Твен, выглядят очень старыми, хотя особо древних среди них нет – постарались в свое время мусульманские завоеватели – но стоят они на тех же местах, на тех же фундаментах, что их предшественники на протяжении веков; никаких вкраплений, не то, что современных, но хотя бы прошлого столетия – таким образом, перед нами живой (очень живой!), но не меняющийся облик этого города-мира. Улица – что вы представляете при словах городская улица? Ничего подобного в Бенаресе нет. Узкие проезды, особенно боковые переулочки (помните жижу и коров?), где не всегда могут разминуться рикши и коляски. Пробки? Да, как везде – но иначе. В этих «улицах» то и дело застревают волы, телеги, слоны, верблюды, редкие автомобили, вело-, мото– и просто рикши, застревают потому, что их много, но главным образом потому, что все они движутся в разных направлениях Надо ли говорить, что светофоры отсутствуют как класс?

Первые два дня я ходил по Бенаресу, сжавшись в комок нервов. Все время мне казалось, что кто-то меня задавит. При этом я сам непрерывно на кого-то или на что-то натыкался, иногда довольно болезненно. Вокруг гудело, звенело, пело, трещало и обдавало черным вонючим дымом. Потом я присмотрелся к местным жителям и даже к деревенским паломникам – все они шествовали сквозь этот невообразимый хаос без всякой тревоги на лице и какого-то напряжения в членах. Расслабился и я. С тех пор я стал получать удовольствие от этой свободы в мире пересекающихся устремлений. Я сам отпустил себя и никогда уже не боялся передвигаться внутри броуновского движения людей, животных и транспортных средств в Бенаресе.

Говоря об улицах, нельзя не сказать, что здесь они воспринимаются не столько как артерии, не как дорога, а как протяженный, практически бесконечный базар. Посреди мостовой, плечо к плечу, тележка к тележке, торгуют, кричат, отвешивают, обвешивают, роются и меряют и, конечно, спорят и торгуются – а мимо протискиваются – смотри выше (волы, слоны и прочая, и прочая).