Будущая эволюция человека. Евгеника XXI века - Джон Глэд Страница 15

Между тем исследования умственного развития последовательно выявляли более низкий IQ среди лиц, совершивших преступные действия, по сравнению с общим населением. Умственное развитие 200 несовершеннолетних правонарушителей, помещенных в исправительные учреждения штата Айова, показывает 1Q 90,4 у мальчиков и 94,1 у девочек. Средний IQ среди подростков, не совершавших уголовных преступлений, был 103 у мальчиков и 105,5 у девочек ^[78]. Полицейские досье на более чем 3600 мальчиков в графстве Контра Коста, штат Калифорния, дают соотношение между IQ и преступностью 0,31. ^[79] В другом исследовании 411 лондонских подростков наблюдались в течение десяти лет с целью установить показатели умственного развития в криминальной и некриминальной группах. В то время как лишь один из пятидесяти мальчиков с IQ 110 и выше был рецидивистом, один из пяти с IQ 90 или ниже оказывался в группе закоренелых преступников ^[80].

Со времени пересмотра тестов Станфорда-Бине и Векслера-Бэлвью в конце 30-х годов не раз оказывалось, что IQ у несовершеннолетних преступников отличаются от IQ в общей популяции в среднем на 8 пунктов ^[81] — значительная, но не огромная разница. Можно предположить, что разрыв мог быть еще меньше, если бы удалось получить более высокий процент приводов в полицейский участок недостаточно ловких малолетних преступников. Та же тенденция прослеживается у взрослого контингента. Средний IQ у нарушителей закона — около 92, то есть на 8 пунктов, или на половину стандартного отклонения, ниже среднего ^[82].

Что же происходит в действительности? Жизнь сама по себе — жестокая борьба, побежденные нередко оказываются на вертеле над костром победителей. Современная цивилизация навязывает правила (так называемые ценности среднего класса), которые предоставляют рядовому человеку больше, чем в прежние времена, шансов на успех. Представим себе ситуацию, когда сытный ужин получает только самый быстрый бегун. Очень может быть, что не столь быстроногие участники соревнования, вместо того чтобы тщетно стараться превзойти его в скорости, захотят просто подставить ему ножку. То же относится к умственному развитию. Преуспевающему биржевому маклеру, хорошо зарабатывающему хирургу или владельцу адвокатской конторы нет нужды совершать преступление, чтобы разбогатеть, но ниже на профессиональной шкале находятся те, чье низкое умственное развитие обрекает их на материальное рабство. Можно ли, хотя бы отчасти, так просто объяснить преступность?

В какой мере унаследованный низкий моральный уровень является фактором, определяющим поведение преступника? Прежде чем зарубить топором старуху-процентщицу, Раскольников пытается логически снять с себя вину. Очевидно, что таких, как Раскольников, в преступной среде не так уж много. Во всяком случае, для многих из них совесть, по-видимому, — слаборазвитое чувство.

Можем ли мы по-настоящему доверить страшную силу управляемой эволюции бюрократам? Не далеки ли мы и сегодня от более четкого понимания природы преступности? Не является ли преступность статистическим «хвостом» таких свойств, как склонность к приключениям и риску? А если это так, — вряд ли стоит добиваться, чтобы в народе поощрялись инертность и пассивность.