Что за рыбка в вашем ухе? - Дэвид Беллос Страница 15

На моем родном языке — эстонском — говорит около миллиона человек. Тем не менее я убежден, что книга «Жизнь способ употребления» и мой язык заслуживают друг друга. Переводя книгу Перека, я хочу доказать, что эстонский достаточно гибок и богат, чтобы справиться со сложностями, которые возникают в ходе такой работы.

Ясно, что перевод может служить интересам нации, но и интернационализму — тоже. Современный французский писатель, пишущий под псевдонимом Антуан Володин, весьма своеобразно сформулировал причины, по которым он хочет пользоваться родным языком как иностранным. Для Володина французский — это не просто язык Расина и Вольтера. Поскольку переводы на французский имеют давнюю традицию, французский — это и язык Пушкина, Шаламова, Ли Бо и Гарсиа Маркеса. С его точки зрения, французский — не основной вектор национальной идентичности, истории и культуры, но «язык, выражающий культуры, философии и проблемы, никак не связанные с привычками французского общества или мира франкофонов» ^{29}. Дело не в том, что французский по своей природе или судьбе язык международный, — наоборот, именно традиции перевода на французский делают его интернациональным средством общения в современном мире. Благодаря своей долгой истории переводов с разных языков французский может теперь стать основой некоей воображаемой, бесконечно захватывающей литературы, которую Володин предпочитает считать совершенно нефранцузской.

Таким образом, было бы совершенно неверно объяснять усиливающееся взаимопроникновение английского, французского, немецкого и итальянского в сочетании с терминами и оборотами из древних языков — латыни и греческого, а также (в произведениях Володина) из русского и китайского лишь тем, что сейчас называется глобализацией. В любом случае глобализация не привносит в другие языки и культуры один только английский. Ее примерами может служить и распространение языка пиццы и словаря пасты по магазинчикам и кафе всего мира. Она является также результатом долгих усилий переводчиков повысить статус своих национальных языков до международного уровня. При этом они могут и не стремиться придать своим переводам иностранный колорит. А если бы и стремились, результат получился обратным: заимствованные или имитированные ими слова до такой степени вошли в принимающий язык, что больше не кажутся иностранными.

Не менее 40 % заголовков статей в любом большом словаре английского заимствованы из других языков. Любому иноязычию — будь то слово, оборот речи или грамматическая структура, — которое привносит переводчик в наш восхитительно и возмутительно податливый язык для передачи аутентичного звучания оригинала, уготовано одно из двух. Оно будет либо отвергнуто как неудачный, неуклюжий и неполноценный «переводизм», либо поглощено и усвоено английским так, что перестанет казаться иностранным.

Однако современные попытки создания переводов на английский, сохраняющих иностранный дух, трудно сравнивать с переводческими кампаниями прошлых столетий, когда немецкому придавалось сходство с английским, французскому — с итальянским, сирийскому — с греческим и так далее. Современные форенизаторы не стремятся сделать английский международным языком — он и так им является. Они в какой-то мере пытаются обогатить английский лингвистическими ресурсами, которыми обладают языки от него далекие. «Начиная свою переводческую деятельность, я подсознательно стремился — среди прочего — оживить английский», — сказал Ричард Пивер в интервью «Нью-Йоркер» ^{30}. Этот креативный писательский проект основан на стремлении Пивера поделиться с читателем теми чувствами, которые он сам испытывает, читая русские романы. Он часто подчеркивает, что сам не владеет русским свободно и полагается на сделанный женой подстрочник, перерабатывая его в литературное произведение ^{31}. Нечто подобное может быть верно и в отношении других апологетов переводческих стратегий, направленных на создание звучащих нарочито по-иностранному переводов. Так что стремление создавать переводы, подвергающие оригиналы наименьшему «этноцентрическому насилию», чревато опасностью впасть в другую крайность: изображать, как нелепо говорят иностранцы.

Естественный способ сохранить иностранность иностранного высказывания — оставить его — частично или полностью — на языке оригинала. Такая возможность есть при переводе на любой язык и в некоторой степени использовалась в переводах на каждый ^{32}.

Передать иноязычие всерьез довольно трудно. А для передачи его в комической, но необидной форме нужен талант Чаплина или Челентано.

Первое, что делает перевод, — это передает смысл иностранного текста. Как мы увидим далее, это само по себе довольно сложно.