Как я убил Плутон и почему это было неизбежно - Майк Браун Страница 12

Потом она спросила: «Думаете, мы можем обнаружить новую планету?»

Именно так я начал заниматься поиском новых планет. Год спустя я уже успел хорошо узнать Джин и ее товарища по работе Кевина Рикоски, поскольку каждую ночь, за исключением так называемых светлых ночей, когда в небе появлялся мой заклятый враг, я обсуждал с ними, какую область неба лучше исследовать. Каждую ночь мы вдоль и поперек обсуждали местоположение и фазу Луны, возможность выпадения снега или появления тумана, а также удачу или провал сделанных накануне фотографий. Везде, куда бы я ни шел, со мной была огромная записная книжка в твердом переплете, в которой было записано все, что мы успели исследовать, а также находились различные карты и календари. Каждую ночь, независимо от того, в каком часовом поясе или на каком континенте я находился, ровно за тридцать минут до наступления заката (время, в которое я всегда делал записи в блокноте) я связывался с телескопом Шмидта. Я помню, как однажды звонил в обсерваторию из телефона-автомата поздно вечером на одной очень оживленной улице в Беркли, утром рано из гостиницы в северной Италии, далеко за полночь из дома моей матери в Алабаме, но чаще всего из моей хибары в лесу.

Я до мелочей продумал алгоритм своих действий. Каждый месяц мы успевали исследовать пятнадцать отдельных квадратов неба, или один участок, который составлял один процент всего неба. Возможно, это кажется не такой уж и большой площадью, однако за один месяц мы должны были исследовать площадь неба, намного большую, чем та, которую ученые, «охотившиеся» за новыми объектами в поясе Койпера, успели изучить за предыдущие пять лет. Однажды ночью мы решили попытаться осмотреть три, а то и четыре квадрата неба. Для этого Кевин или Джин должны были покинуть тускло освещенную аппаратную комнату, до отказа набитую компьютерным оборудованием, и подняться по шатающимся лестницам на этаж, где находился сам телескоп. Зайдя внутрь, нужно погасить весь свет, прежде чем начать распаковывать светонепроницаемые коробки, в которых хранились фотографические пластинки. Я помнил, что во времена фотоаппаратов с диафрагмой фотопленку проявляли при красном свете ламп, поскольку пленка к нему нечувствительна. Однако фотопластинки, установленные на телескопе, были чувствительны именно к красному свету, так как объекты пояса Койпера можно было увидеть именно так. Поэтому всю работу с этими пластинками приходилось выполнять в полной темноте. Когда фотопластинка распакована, нужно было дойти до телескопа и установить ее. Только после этого затвор телескопа открывался, и лучи света, исходящие с неба, попадали на фотопластинку? Тридцать минут спустя другому человеку нужно было отправляться наверх в полной темноте, достать пластину и идти к другой стороне темного купола, затем поместить ее на небольшой подъемник с ручным управлением и с его помощью передать пластинку тому, кто ждет в темной комнате внизу. Пока тот, кто находится рядом с телескопом, ждет следующую пластинку и исследует новый участок неба, человек, находящийся внизу, должен подготовить фиксирующий раствор для пластинки. Когда будет сделан следующий снимок, новая пластинка появится на крохотном подъемнике. Утром, перед тем как отправиться спать в тот день, Джин и Кевин взглянули на стопку фотографий, сделанных ночью. Некоторые из снимков получились смазанными, на некоторых была повреждена фотоэмульсия – их придется выбросить. Удачные снимки были промаркированы, сложены в шкаф и внесены в мой список. Следующей ночью мы собирались еще раз обсудить то, что произошло предыдущей ночью, будущий прогноз погоды, еще раз выругаться на появившуюся в небе Луну и вновь приступить к работе.

Для меня эта работа оказалась изнурительной, и я, похоже, был единственным из нас троих, кто действительно спал ночью.

Мы поставили перед собой цель сделать по крайней мере по три хороших снимка каждого из пятнадцати квадратов в течение всего месяца. Если все сложится удачно, их можно сделать за три ночи подряд. Моя же работа заключалась в том, чтобы внимательно изучать каждый снимок и, точно так же как астрономы, занимавшиеся этим на протяжении сотен лет, искать объекты, которые двигались.

Я думаю, Кевин и Джин должны были быть очень рады тому, что Луна существует, поскольку «светлое время» были единственными днями, когда у них были выходные. Я же не причислял себя к ее фанатам. Я был очень взволнован: месяц прошел стадии «серого» и «темного времени» и уже приближалось «светлое время». По мере того как месяц неизбежно приближался к концу, мы понимали, что отстаем от графика из-за неприятностей с погодными условиями или фотографическими пластинками. Я заранее просчитывал количество ночей, оставшихся до того, как наступит «светлое время», и почти всегда приходил к выводу, что все шло превосходно или что мы можем не успеть сфотографировать один квадрат; и каждый раз, думая об этом, я понимал, что, если где-то далеко в космосе и могла находиться новая планета, теперь у нее было полно места, чтобы «спрятаться» от нас. У нашей «сети» появятся «дыры». Уже ближе к концу месяца Кевин и Джин всегда работали сверхурочно. Я же не мог ничего делать, кроме как сидеть в Пасадене, таращиться на Луну и не находить себе места.

Однако каким-то непонятным образом мы успели. За два года исследований неба с помощью 48-дюймового телескопа Шмидта мы действительно успели сделать снимки каждого участка неба из тех, что мы запланировали. За исключением одного. Мы буквально боролись с Луной. Окончательный счет: 48-дюймовый телескоп Шмидта – 239 квадратов, Луна – один. Эти 239 участков неба составляют пятнадцать процентов от всей площади неба, но это были «хорошие» пятнадцать процентов. Луна и планеты находятся на огромном расстоянии друг от друга, но тем не менее все они вращаются вокруг Солнца. Мы, крохотные создания, можем наблюдать за ними четыре месяца подряд, что для них является лишь одной третьей от полного пути вокруг Солнца. Итак в то время когда мы наблюдали за сравнительно небольшой областью неба, для нас она оставалась самой любопытной и огромной частью неба, даже по сравнению с тем регионом, который мы изучили ранее. Выражаясь фигурально, мы не смогли накрыть сетью весь океан, однако теперь мы узнали, «где больше всего любят плавать киты», и мы только подбирались к этому месту.

Исследование самого крупного региона неба, который кто-либо когда-либо исследовал ранее и пытался в нем найти новые объекты, принадлежащие поясу Койпера, было для нас таким волнующим событием, что я с трудом мог сдерживаться. Я знал, что нас ждут великие открытия, и ночь за ночью, делая новые снимки с перерывом только на время полной Луны, я находился в невероятном напряжении. Я говорил с друзьями о существовании других планет. Я размышлял о том, какие я мог бы дать им имена. Я также читал лекции на тему о возможности существования новых планет… Я делал все, что мог, кроме одного: я никак не мог найти то, что уже давно ищу, — планету.

Разумеется, я не только болтал по телефону и справлялся о том, сделаны ли фотографии. После того как партия снимков была сделана, мы складывали фотографические пластинки в огромные деревянные коробки и спускали их с вершины горы в мой офис, которой находился в Пасадене, как раз там, где я начал свою деятельность астронома. Я непременно должен был обнаружить на тех снимках планету.