Секс в океане или Тайна зарождения жизни - Мара Хардт Страница 11

У кашалота самый длинный из всех животных на планете нос, и он плотно набит жировой тканью (так называемым спермацетом), что помогает фокусировать звук. Вот только энергии на выработку спермацета у организма уходит немерено. Вдвойне обидно, что отыграть эти энергозатраты нереально: если кит начнет голодать, извлечь питательные вещества из его огромного по запасам жировых отложений носа не получится. А если уж предусмотрено природой накопление таких колоссальных объемов жировых тканей, не подлежащих перенаправлению на другие нужды, значит, нос играет огромную роль в выживании вида, а не только в обеспечении кашалоту успеха у самок. Носы у самцов продолжают расти до конца жизни и достигают непропорционально больших размеров по сравнению с носами самок, что явно стало результатом естественного отбора по этому вторичному половому признаку. Из-за того ли, что обладатели самых больших носов привлекают больше самок, из-за того ли, что они успешнее отгоняют соперников, но чем больше нос – тем выше у самца кашалота шансы на успех и оставление потомства. А это означает, что именно кашалот заслуживает титула обладателя самого большого мужского полового органа на планете, пусть и вторичного… Что называется, всем нос показал.

При всех метках для спутникового наблюдения, сонарах и подводных аппаратах, которыми мы сегодня располагаем, у нас до сих нет ни малейшего представления о том, где именно занимаются сексом крупнейшие на Земле животные. Есть даже что-то романтичное в этой тайне. Вот только отсутствие разгадки затрудняет оказание помощи китам с выходом из демографической ямы, в которую мы сами же их и столкнули в не столь отдаленные времена. Тем более что восстановление жизнеспособности вида зависит отнюдь не только от совокупного поголовья популяции.

Мы знаем, что колоссальные вложения кашалота в свой нос окупаются, иначе бы он на столь затратное дело не шел. Часть вознаграждения, вероятно, выражается в успехе на ниве репродукции: чем крупнее нос, тем большее потомство кашалот оставит. Вполне представимо, что самки в процессе эволюции приучились отдавать предпочтение крупным доминантным самцам и неохотно откликаться на ухаживания мелких и физически менее развитых. Если это действительно так, то число успешных спариваний может снижаться значительно быстрее, чем поголовье популяции. Морские гидробиологи пытаются понять, как именно сказывается на репродукции и демографии различных видов – от рыб до китообразных – изъятие из популяции наиболее привлекательных особей, чтобы выявить менее явные последствия наподобие вышеописанных.

Переклички огромных китов через моря наполняют водную толщу феерической симфонией причудливых и чуть ли не потусторонних звуков, многие из которых находятся за пределами нашего слухового диапазона. Однако последние научно-технические разработки, такие как буи с автономными гидроакустическими станциями, помогают исследователям полнее регистрировать и расшифровывать переговоры китообразных в масштабах океанического бассейна. И теперь, когда мы слышим, как кит от берегов Ньюфаундленда переговаривается с китом у Бермудских островов, это заставляет нас в корне переосмыслить динамику брачных игр китообразных и задуматься о том, как не утопить голоса общающихся между собой китов в океане производимого нами самими техногенного шума.

Океаны в наши дни сделались значительно более зашумленными, чем в прошлом. Выросли объемы и интенсивность судоходства, шельфовой нефтегазодобычи и бурения, гидролокационных сигналов – и всё это складывается в нарастающую какофонию, наполнившую воды Мирового океана. Еще хуже, что многие техногенные шумы «глушат» именно те частоты, на которых поддерживают связь между собой морские млекопитающие. Подобно статическим разрядам в телефонной линии, шумы корабельных винтов, залпы пневмопушек и сигналы сонаров создают в гидросфере океана «акустический смог», значительно (кое-где наполовину и более) сужающий границы слышимости, в пределах которых морские животные могут отыскивать партнеров для спаривания, ориентироваться, охотиться и просто общаться. Представьте только, что нечто аналогичное произошло бы у нас не со слухом, а с наиболее важным для нас чувством восприятия – зрением. Как бы мы ориентировались на местности или высматривали издали своих пассий, если бы нам вдвое сократили пределы видимости? И проблема эта больно бьет не по одним только китам. Как мы увидим, у многих рыб самцы также полагаются на звуковые сигналы, приманивая самок к гнездовью.

Битва за выработку общепринятого понимания разумно допустимых пределов использования гидроакустических и просто шумных технологий с точки зрения их негативного влияния на экологию моря сплачивает в единый фронт, направленный против гидробиологов, и военно-морские силы, и топливно-энергетический комплекс, и коммерческий флот – всех, кому, в отличие от ученых, нет дела до прямого и косвенного влияния «шумового загрязнения» окружающей среды на животных, включая их успешное размножение, – тем более что мы и сами подошли к осознанию всей его пагубности лишь недавно.

Правда, порою случается и прямо противоположное. Иногда не мы обитателям моря, а они нам жизни не дают своими шумовыми атаками.

Однажды в западных кварталах Сиэтла половина жителей много ночей подряд не могла уснуть из-за просто-таки адских протяжных гудков. Нужно было что-то делать. Стали выяснять, кто устраивает эту шумовую вакханалию. Может, это буддийские монахи затеяли массовую сходку с музыкой и пением на окрестных холмах? Или это банда тинейджеров балуется где-то раздобытыми диджериду? ^[10]

Оказалось, что ритмично-прерывистое безостановочное громкое гудение на низких нотах, поставившее на уши прибрежные кварталы, исходит из моря, конкретнее – от весьма скромных по размеру, но сильно возбужденных сексуально самцов рыбы-мичмана. Дам из морских глубин на скалистое мелководье эти представители семейства рыб-жаб как раз и выманивают беспрерывными громкими гудками. В результате же освоения в Сиэтле береговой полосы корпуса пришвартованных вдоль берега залива лодок сыграли роль дополнительных резонаторов, многократно усиливших заунывный зов самцов, что и послужило дополнительным источником неудобства для желающих уснуть окрестных жителей. Эти продолговатые, длиной с человеческое предплечье рыбы с по-жабьи приплюснутыми широкими головами обычно обитают поодаль от берега, а в каменистую зону прилива выдвигаются лишь на летний нерест. Первыми в конце весны прибывают самцы, столбят территорию, вьют гнезда на мелководье. Затем, обустроив каждый свое гнездо, мичманы начинают состязаться в приманивании самок самыми сексуальными в понимании последних сигналами – низкими, чувственными, богатыми обертонами протяжными звуками, лежащими по тембровой окраске где-то посередине между горном туманной сигнализации и шумом мотора кружащего над морем радиоуправляемого винтового самолета.

В сезон спаривания, когда организм самки готовится к выметыванию икры, гормональный выброс приводит к предельному обострению слуха и наделяет ее способностью тонко улавливать частоту гудения, издаваемого вожделенными самцами. Еще находясь на глубоководье и за многие мили от берега, она безошибочно их улавливает и пеленгует. В точности так же, как гормональные выбросы помогают только что родившей матери безошибочно улавливать в море шумов малейший писк, исходящий от ее ребенка, самке рыбы-мичмана, настроившейся на звуковую волну самцов, отчетливо слышны любые изменения в тоне, тембре и колоратуре их голосов. По мере того как тело самки приготовляется к откладыванию яиц, явственно изменяются и ее способности к физическому восприятию звуковых сигналов – и вот уже мужское вибрато звучит в ней громко и отчетливо… Выметав икру, самка обычно успокаивается – гормональная атака сошла на нет. Теперь она может (блаженно?) отрешиться от нескончаемого жужжания хора самцов-ухажеров. Подобно солидной женщине, которой надоело обращать внимание на присвисты бездельников, ежедневно обращающих на нее внимание по дороге на работу, самка рыбы-мичмана с безразличным видом мирно удаляется от берега и погружается обратно в свои глубины. А вот жителям прибрежных кварталов на западе Сиэтла не позавидуешь: покой им будет только сниться до конца лета, пока не стихнут наконец доносящиеся с берега из-под окон трубные звуки песен всё еще не удовлетворенных мичманов-самцов.