Трололо. Нельзя просто так взять и выпустить книгу про троллинг - Уитни Филлипс Страница 11

Помимо самоидентификации как таковой, тролли мотивированы тем, что называют лулзами. Лулзы – особая разновидность несочувственного, трудно истолковываемого посторонними смеха. Они напоминают немецкое понятие Schadenfreude, которое можно приблизительно перевести как «радость от несчастий кого-то, вам неприятного» – но зубы у лулзов гораздо острее. Лулзы также свидетельствуют о специфической комической и визуальной эстетике. В следующей главе дается более подробный разбор лулзов, включая анализ эмоциональной переориентации, необходимой для их извлечения. Пока же главные пункты таковы: во-первых, поведение, которое не генерирует и (или) не восхваляет лулзы, не считается троллингом, по крайней мере в глазах троллей. Во-вторых, и это гораздо более сложно истолковать, лулзы (в английском языке lulz могут быть существительным как во множественном, так и в единственном числах в зависимости от контекста – в следующей главе я буду говорить об этом более подробно) рассматриваются многими троллями как нечто вторичное, если не вовсе малосущественное, по сравнению с наслаждением от их последствий. То, что лулзы получены, считается более важным, чем то, откуда они извлечены.

Утверждение (и очень распространенное в пространстве троллей), что перед лулзами все равны, опровергается тем фактом, что значительная доля лулзов направлена на небелых (особенно афроамериканцев), женщин, а также на лесбиянок, геев, бисексуалов, трансгендеров и квир-индивидов (ЛГБТК). При этом исторически доминирующие группы также часто являются источником лулзов. «Белые христиане» и республиканцы в особенности, наряду с группами белых людей, объединенных общим делом (в первую очередь это экологи и сообщества фанов), вызывают изрядное количество троллинга.

Хотя на первый взгляд эти мишени кажутся совершенно разными, тролли выбирают жертв, руководствуясь общим принципом – пригодностью для эксплуатации. Тролли считают, что ничто на свете не следует принимать всерьез и потому расценивают публичные проявления сентиментальности, политических убеждений и (или) идеологической ограниченности как призыв к троллингу. Таким образом, лулзы функционируют как противодействие всем без исключения формам привязанности – весьма странная установка, учитывая, как привязаны тролли к охоте за лулзами.

Последний признак троллинга – тролли настаивают на анонимности и поднимают ее как знамя. Возможность скрыть свою офлайновую личность имеет ряд важных поведенческих последствий. Самое очевидное из них – анонимность позволяет троллям совершать поступки, которые они никогда не повторили бы в профессиональной или иной публичной обстановке. Такое поведение сочли бы социально неприемлемым, либо сетевая личность тролля конфликтовала бы с обстоятельствами его или ее жизни офлайн – например, если бы этот тролль был школьным учителем или медсестрой. Даже если человек, стоящий за троллем, избегал откровенно «нетолерантных» высказываний или поведения, его «факультативные интересы» в Интернете, вероятно, встревожили бы или как минимум озадачили членов семьи и коллег, что еще больше подчеркивает важность, возможно даже необходимость, скрывать свою личность.

И напротив, успешность троллинга часто зависит от отсутствия анонимности мишени или по крайней мере от ее готовности раскрыть свои привязанности, интересы и уязвимые места в реальной жизни. Для троллей это основание для незамедлительного троллинга, поскольку в понимании троллей Интернет является – хотя бы должен быть – зоной, свободной от привязанностей. Именно об этом говорит мантра троллей «Ничто не следует принимать всерьез», действующая одновременно как призыв к оружию и оправдание троллинга задним числом. Тролли считают, что, демонстрируя свои чувства (политические взгляды, сексуальные предпочтения и любые другие аспекты личности), их жертвы напрашиваются на то, чтобы им преподали урок. Троллинг, таким образом, преподносится троллями в педагогическом свете. Может, в следующий раз, говорят тролли, жертва будет умнее. Может, в следующий раз, она не будет так явно подставляться под троллинг. Таким образом, тролли – по крайней мере в собственных глазах – делают для своих жертв доброе дело.

Стоит ли говорить, что динамика власти между троллем и его мишенью является – и по-другому быть не может – принципиально асимметричной. Тролли не воспринимают всерьез (или не обязательно воспринимают всерьез) оскорбительные вещи, которые высказывают. Они должны выбрать, до какой степени их высказывания совпадают с их личными убеждениями; должны решить для себя, что «просто троллят» (в следующих главах я покажу, что понятие «просто троллинга» далеко не так просто). От мишеней же троллинга ожидается, что они будут верить троллям на слово, если же они сопротивляются, их троллят еще жестче. Соответственно, тролли реализуют то, что можно описать только как высшую привилегию – они отказываются относиться к другим так, как требуют относиться к себе. Вместо этого они делают что хотят, когда хотят и с кем хотят – при почти полной безнаказанности. Говорить, что поведение троллей этически и идеологически «заряжено», было бы преуменьшением, и это нужно учитывать – и даже обязательно следует учитывать – во всех последующих обсуждениях троллинга.