Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой - Эрик Вейнер

Сумки собраны, провизия приготовлена. Я готов к приключению. Итак, одним летним днем я вытащил своего друга Дрю открывать новые миры и, как я надеялся, заодно найти по пути немного счастья. Я всегда верил, что счастье — где-то за углом. И вся штука в том, чтобы найти правильный угол.

Довольно скоро Дрю начал нервничать и умолять меня повернуть назад. Но мною двигало непреодолимое любопытство: что ждет нас впереди? Опасность? Волшебство? Я должен был выяснить. И по сей день я уверен, что достиг бы желаемого независимо от того, где оно было, если бы окружная полиция Балтимора скоропалительно не решила, что обочина магистрали — не лучшее место для двух пятилетних детей.

У кого-то появляется зуд путешественника. Кто-то рождается с ним. Моя болезнь не заявляла о себе долгие годы после нашей неудавшейся экспедиции с Дрю. Но после колледжа она проявилась с новой яростной силой. Я отчаянно хотел увидеть мир, причем желательно за чужой счет. Но как? У меня не было каких-то полезных талантов, зато было притупленное чувство морали и довольно мрачный нрав. Так что я решил стать журналистом.

В качестве иностранного корреспондента для Национального Общественного Радио я посетил Ирак, Афганистан и Индонезию — не очень-то счастливые места. Но на определенном уровне это имело смысл. Неосознанно я постигал первый закон писательства: пишите о том, что знаете. И так, с блокнотом в руке, с катушечным диктофоном, перекинутым через плечо, я и бродил по миру, рассказывая истории о мрачных и несчастных людях. А правда заключается в том, что несчастные люди, живущие в глубоко депрессивных местах, — отличный материал для хорошей истории. Они, как локомотив, тянут тебя и вдохновляют на пафос и глубину.

Но они также могут стать настоящей занозой.

Что, если, задался я однажды вопросом, провести год, путешествуя по миру в поисках не самых проблемных точек, но, напротив, неожиданно счастливых мест? Мест, которые обладают одним или более ингредиентами, необходимыми для приготовления блюда под названием «счастье»: деньги, удовольствия, духовность, семья или просто шоколад. По всему миру миллионы возможностей открываются нам каждый день. Что, если бы вы жили в стране, где никто не платит налоги? Или там, где неудачи приветствуются? А если бы вы жили в настолько демократической стране, что имели бы возможность голосовать семь раз в год? Или в месте, где не нужно слишком много думать? Были бы вы счастливы тогда?

Именно это я и намеревался выяснить, и результатом этого, по общему признанию, безрассудного эксперимента стала книга, которую вы сейчас держите в руках.

Я родился в год рождения Смайлика: 1963. Именно тогда графический дизайнер из местечка Вустер, штат Массачусетс, по имени Харви Болл придумал ныне уже вездесущую желтую ухмыляющуюся рожицу. Изначально изобретение Болла было предназначено для увеселения работников страховой компании, но со временем оно стало символом незамутненного, концентрированного Американского счастья.

Радостная иконка Болла никогда не производила своего магического эффекта на меня. Я не жизнерадостный человек и никогда таким не был. В детстве моим любимым персонажем «Винни-Пуха» был ослик Иа. С общепринятой точки зрения я, скорее всего, могу считаться нормальным. Счастье в этой жизни, на этой земле всегда было призом, зарезервированным для богов и редких везунчиков. При всем этом общепринято, что счастье — это то, что доступно всем и непременно должно быть достигнуто. Потому-то я, как и миллионы других людей, страдаю от уникального современного недуга, который историк Даррин МакМахон называет «несчастье не быть счастливым». И ничего веселого в этом нет.

Конечно, я работаю над собой. Я познакомился с множеством книг о саморазвитии. Моя книжная полка возвышается памятником экзистенциальной тоске, наполненная книгами, все как одна утверждающими, что счастье на самом деле находится внутри меня. И если я недоволен, то все дело в том, что я не копаю достаточно глубоко.

Эта теорема индустрии саморазвития настолько глубоко укоренилась, что стала аксиомой. Есть лишь одна проблема. Это неправда. Счастье не внутри нас, оно снаружи. Или, точнее, граница между «снаружи» и «внутри» не столь резкая, как мы думаем.

Британский философ Алан Уоттс в одной из своих замечательных лекций по восточной философии использовал такую аналогию: «Если я нарисую круг и спрошу, что я нарисовал, большинство ответит, что это круг, диск или шар. Очень немногие предположат дыру в стене, потому что люди преимущественно думают о том, что внутри, а не о том, что снаружи. Но на самом деле эти две стороны гармонируют — у вас не может быть „здесь“, если у вас нет „там“…»

Другими словами, то, где мы, — необходимость для определения того, кто мы.

Под «где» я подразумеваю не только физическое присутствие, но также и культурную среду. Культура — это море, в котором мы плаваем, такое всеобъемлющее, что мы его не замечаем, пока не выходим из него. И оно имеет куда большее значение, чем мы думаем.

При этом мы подсознательно придумываем себе географическое положение счастья. Мы говорим о поиске счастья, поиске довольства так, будто это точки на карте, куда мы могли бы добраться, имея правильную карту и навыки навигации. Если вы когда-нибудь в отпуске где-то, скажем, на Карибском острове, ловили себя на короткой мысли — «я мог бы быть счастлив здесь», вы знаете, о чем я говорю.

Лишь за тонкой занавеской скрыта, конечно же, манящая концепция, известная как «рай». Она уже довольно долгое время путает нас, земных людей. Платон грезил Благословенными островами, где счастье лилось бы теплыми волнами Средиземного моря. До восемнадцатого века было принято считать, что библейский рай, Эдемский сад, — реальное место. Оно даже было отмечено на карте — расположенное, по иронии судьбы, между Тигром и Евфратом. Там, где сегодня находятся Ирак и Сирия.

Европейские исследователи снаряжали экспедиции на поиски рая, изучив арамейский — язык Иисуса Христа. Я отправился на поиски рая, не зная арамейского, но говоря на языке современных апостолов формирующейся науки о счастье. Я освоил такие термины, как «позитивный эффект» и «гедоническая адаптация». Я не взял с собой Библию, лишь захватил пару изданий «Lonely Planet» и убежденность в том, что, как сказал Генри Миллер, «пункт назначения — это не место, а новый способ смотреть на вещи».