Почему наука не отрицает существование Бога? - Амир Ацель

В ноябре 2010 года в телевизионных дебатах на международном фестивале «Город идей» в мексиканском городе Пуэбла выдающийся британский эволюционный биолог и атеист Ричард Докинз выступил со следующим утверждением: современное понимание физики аргументированно доказывает, что любое допущение о существовании «творца» не является необходимым. Докинз известен тем, что на протяжении многих лет использовал данные биологической науки для опровержения существования Бога. Его выступление в какой-то мере подсказало мне основную мысль лежащей перед вами книги: наука пока не представила ни одного доказательства ложности утверждений о существовании творца. В следующих главах я покажу, что сегодня мы ни в коем случае не можем от имени науки утверждать, что Бога нет.

Слыша, как Докинз вольно и не вполне корректно оперирует физическими и математическими понятиями, я вспомнил, как в бытность свою профессором математики и математической статистики написал на эти темы немало статей.

В 1970-е годы, будучи студентом старших курсов Университета Беркли, я работал в лаборатории профессора Габора Шоморяи, специалиста по физической химии, который надеялся раскрыть тайну зарождения жизни, изучая химические реакции, протекавшие на платиновой кристаллической решетке. Шоморяи стремился подтвердить гипотезу о том, что каталитические процессы, происходившие сотни миллионов лет назад на кристаллических поверхностях, могли привести к возникновению жизни. Однако при всем старании он не смог воспроизвести таинственные технологии, в результате которых из неодушевленных химических элементов и соединений возникла жизнь. Эта неудача внушила Шоморяи смирение и заставила проникнуться верой в чудеса вселенной. (Тем не менее ученый прославился изобретением применяемого в автомобилях каталитического преобразователя.)

Я, кроме того, очень хорошо помню, как приступил к изучению невероятно сложных, едва ли не сюрреалистических законов квантовой механики, прослушав потрясающую вводную лекцию, прочитанную одним из ее первопроходцев Вернером Гейзенбергом на физическом факультете. Эти законы были настолько непонятны (как говаривал Ричард Фейнман: «если вы думаете, что понимаете квантовую механику, значит, вы ничего в ней не понимаете»), что я искренне удивлялся попыткам Докинза и некоторых космологов утверждать, будто сверхъестественные законы квантовой механики создали вселенную «из ничего» и что, следовательно, Бога не существует.

Как ученый, занимавшийся математикой, физикой и космологией, я много раз, как зачарованный, останавливался перед величайшей загадкой мироздания: каким образом в немыслимо горячем и невероятно плотном «супе частиц», образовавшемся спустя долю секунды после Большого взрыва, кварки внезапно объединились в тройки: два «верхних» и один «нижний» образовали протон, а два «нижних» и один «верхний» – нейтрон. Как оказалось возможным, спрашивал я себя, что заряды кварков оказались в точности равными 2/3 для «верхних» и 1/3 для «нижних», причем сами кварки группировались настолько безошибочно, что заряд протона оказался по абсолютной величине равен заряду электрона (–1), а заряд нейтрона – в точности равен нулю? То есть произошло именно то, что требуется для образования атомов и молекул. Как могло такое в высшей степени маловероятное событие произойти без запланированного акта творения? Каким образом массы элементарных частиц возникли именно в таких соотношениях, что стало возможным существование нашего мира, состоящего из атомов и молекул? Каким образом природные силы (тяготения, электромагнитные силы, сильные и слабые внутриядерные взаимодействия, а также таинственная «темная энергия», пронизывающая пространство) обладают именно такой величиной, которая позволяет поддерживать Вселенную в стабильном состоянии – она не спадается и не взрывается, причем настолько долго, что в ней успевает зародиться жизнь? Трудно представить себе, что все это произошло по воле случая.

Работая над книгой о пекинском человеке «Иезуит и череп» («The Jesuit and the Skull») о возникновении и становлении человеческого сознания и беседуя со многими ведущими антропологами и археологами, я убедился в том, что мы очень мало знаем о сознании. Неизвестно, что оно означает, можно ли рассматривать его как стадию развития человека и как оно возникает. Короче говоря, нам еще очень многое предстоит узнать о самих себе, а не только о Боге.

Мы не представляем себе, как возникли сложные эукариотические клетки живых организмов и разнообразные формы жизни, существующие на Земле. С научной точки зрения, вероятность самопроизвольной настройки параметров, необходимых для возникновения жизни, настолько мала, что знаменитый британский космолог Стивен Хокинг написал: «Если принять во внимание все возможные константы и законы, которые должны были для этого возникнуть, то понятно, насколько малы шансы того, что Вселенная могла случайно породить такую жизненную форму, как мы… Я думаю, что мысль о религии возникает всякий раз, когда мы начинаем обсуждать вопросы возникновения Вселенной». Другой известный космолог Роджер Пенроуз, говоря всего лишь об одном параметре Вселенной, необходимом для поддержания в ней жизни, определяет вероятность его самопроизвольного возникновения величиной 1:(10¹⁰)¹²³ – дробью, в знаменателе которой находится число десять, возведенное в десятую степень, а затем возведенное в сто двадцать третью степень. Такие числа отрезвляют. Подумайте теперь о вероятности самопроизвольного возникновения разумной жизни. С этой точки зрения представляется невероятной дерзостью воображать, будто за возникновением Вселенной и жизни не стоял Бог или акт творения.

К написанию этой книги меня, таким образом, побудило убеждение в том, что современная наука оказалась не в состоянии опровергнуть существование Бога. Эта мысль созрела во время дебатов на фестивале, а затем укрепилась во время трех следующих встреч в Пуэбле, в которых участвовали ведущие мыслители, писатели и ученые. Душой этого фестиваля является очень одаренный человек – Андрес Ремер, мексиканский интеллектуал и телеведущий.

Вскоре после того, как я в 2005 году получил стипендию Гуггенхайма, со мной через фонд Гуггенхайма связался доктор Ремер и предложил мне принять участие в его первом фестивале в Пуэбле. Мы встретились в Кембридже (Массачусетс), и я сразу дал согласие на участие. Мои дебаты с Докинзом были лишь частью обширной программы фестиваля.

В последние несколько лет мы наблюдаем быстрое распространение идеи о том, что Бог и наука несовместимы. Мне кажется, что люди, придерживающиеся такого взгляда, искажают процесс научных исследований и принижают ценность науки, которая призвана выявлять объективную истину. Мы должны проявлять здоровый скептицизм, когда «науку» делают инструментом пропаганды чьих-то социально-культурологических взглядов.

Цель этой книги – защита целостности науки.

Я твердо убежден в том, что духовность, религия и вера должны играть важную роль в нашей жизни. Они помогают нам смирять гордыню перед лицом великих чудес природы; сохранять социальные ценности, проявлять заботу о слабых и бедных; внушают нам надежду на будущее и позволяют сохранять нравственность в безумно сложном современном мире. Наука и духовность – неразрывные составные части поиска истины и смысла; они вместе помогут нам обрести способность понять необъятный космос и наше место в нем.