Липовый лифт - Лемони Сникет Страница 9

— Мы с вами встречались раньше, — сказала Вайолет, с радостью ощущая, что действие элемента «изумление» сходит на нет и она снова обретает мужество говорить все, что думает. — Мы встречались не один раз. Джером, Эсме, этот человек — обманщик. Он вовсе не Гюнтер и не аукционер. Это — Граф Олаф.

— Я не понимаю, пожалуйста, что говорит эта сирота, — сказал Олаф. — Пожалуйста, я не очень свободно знаю английский язык, пожалуйста.

— Это вранье, — перебил Олафа Клаус, чувствуя, как изумление уступает место смелости. — Вы превосходно говорите по-английски.

— Клаус, что с тобой? Ты меня удивляешь, — сказал Джером. — Тебе, такому начитанному человеку, следовало бы заметить, что Гюнтер допустил несколько грамматических ошибок в своей речи потому, что он иностранец.

— Уоран! — взвизгнула Солнышко.

— Моя сестра права, — вмешалась Вайолет. — Его неправильный английский — это часть маскировки. Пусть он снимет сапоги — и вы увидите татуировку, а если еще заставите его вынуть из глаза монокль и перестать гримасничать, то…

— Гюнтер — один из моднейших аукционеров мира, — раздраженно проговорила Эсме. — Он сам мне об этом сказал. И я не собираюсь в угоду вам заставлять его разуваться. А теперь обменяйтесь с Гюнтером рукопожатием и отправляйтесь обедать. С этой темой покончено.

— Он не Гюнтер, поверьте мне! — крикнул Клаус. — Он — Граф Олаф.

— Я не понимаю, что вы говорите, пожалуйста, — сказал Граф Олаф, пожав костлявыми плечами. — Эсме, как мы можем быть уверены, что этот человек действительно тот, за кого он себя выдает? — нерешительно спросил Джером. — Дети очень встревожены. Может быть, нам следовало бы…

— Может быть, нам следовало бы прислушаться к тому, что говорю я? — Эсме ткнула себя в грудь пальцем с длиннющим ногтем. — Я, Эсме Джиджи Женевьева Скволор, шестой по важности городской финансовый советник, живу я в престижнейшем районе и к тому же несметно богата…

— Я все это знаю, дорогая, — сказал Джером. — Я ведь живу здесь же, с тобой.

— Но если ты хочешь продолжать жить здесь, со мной, ты будешь называть этого человека его настоящим именем. Все это относится и к вам, дети. Я, не жалея времени и затрат, покупаю вам потрясающие костюмы в полоску, а вы начинаете обвинять людей в том, что они обманщики.

— Все в порядке, пожалуйста, — умиротворяюще сказал Граф Олаф. — Дети явно смущены.

— Ничуть мы не смущены, Олаф, — отрезала Вайолет.

Эсме, повернувшись к Вайолет, смерила ее гневным взглядом:

— Ты и твои брат с сестрой будете называть этого человека Гюнтер, а иначе вы заставите меня очень и очень пожалеть о том, что я взяла вас в этот роскошный дом.

Вайолет взглянула на Клауса, а затем на Солнышко и мгновенно приняла решение. Всегда неприятно спорить с людьми, но иногда это полезно и необходимо. На днях, например, мне было и полезно, и необходимо вступить в разговор со студентом-медиком. Не одолжи мне он тогда свой глиссер, я и сейчас бы сидел в крошечной водонепроницаемой камере вместо того, чтобы сидеть на фабрике пишущих машинок и печатать эту горестную историю. Но все же Вайолет поняла, что спорить с Эсме бесполезно и бессмысленно, поскольку их опекунша уже составила свое собственное мнение о Гюнтере, и теперь, когда снова возник этот отъявленный негодяй, разумнее всего было бы покинуть пентхаус, а не торчать здесь и без конца пререкаться на тему о том, как величать Графа Олафа. Вайолет обреченно улыбнулась человеку, который принес столько бед в жизнь Бодлеров.

— Простите меня, Гюнтер, — сказала она, едва не задохнувшись от фальши собственных слов.

— Но, Вайолет… — попытался было возразить ей Клаус, однако Вайолет взглядом дала ему понять, что они обсудят все позже, когда поблизости не будет никого из взрослых.

Взгляда сестры было достаточно, чтобы Клаус все понял и поспешно сказал:

— Теперь все ясно. Мы просто принимали вас за другого человека, сэр.

Гюнтер поправил съехавший монокль.

— О'кей, пожалуйста! — сказал он.

— Как приятно, когда никто ни с кем не спорит, — добавил Джером. — Дети, собирайтесь. Мы идем обедать. Гюнтеру и Эсме предстоит составить план аукциона, а для этого в их распоряжении должна быть вся квартира.

— Мне нужна хотя бы минута, чтобы закатать рукава, — сказал Клаус. — Костюмы немного велики нам.

— Ну вот. Сначала вы жалуетесь, что Гюнтер — самозванец, а теперь недовольны костюмами, — сказала Эсме, вращая глазами. — Это показывает, что сироты одновременно могут быть модными и невоспитанными. Идемте, Гюнтер, я покажу вам остальную часть моих великолепных апартаментов.

— Увидимся позже, пожалуйста, — сказал Гюнтер детям. Глаза его ярко блестели, и, уходя вслед за Эсме по коридору, он помахал детям на прощание рукой.

Джером помахал ему в ответ и, как только Гюнтер исчез, наклонился к Бодлерам, чтобы тот его не услышал.

— Вы молодцы, что перестали спорить с Эсме, — сказал он. — У меня, правда, создалось впечатление, что вы и сейчас не полностью уверены в том, что ошиблись насчет Гюнтера. Но не волнуйтесь. Есть способ вас успокоить.

Бодлеры посмотрели друг на друга и вздохнули с облегчением.

— Спасибо вам, Джером, — поблагодарила его Вайолет. — Что же такое вы задумали?

Джером улыбнулся и опустился на колени, чтобы помочь Вайолет закатать слишком длинные штанины брюк.

— Удивлюсь, если вы догадаетесь.

— Может быть, заставить Гюнтера снять сапоги и тогда все увидели бы татуировку? — предположила Вайолет.

— Или же заставить его вытащить из глаза монокль? — спросил Клаус, закатывая рукава пиджака. — Тогда мы бы получше разглядели, что там у него с бровями.

— Резика, — сказала Солнышко слово, означавшее что-то вроде: «Или просто попросить его уйти из пентхауса и никогда сюда не возвращаться».

— Ну хорошо, — заключил Джером. — Я, правда, не очень понимаю, что значит «резика», но мы не собираемся делать ничего из предложенного вами. Гюнтер наш гость, и мы не хотим быть с ним невежливыми.

А Бодлеры, наоборот, хотели бы вести себя с ним как можно невежливей, но они не решились сказать об этом Джерому.

— Ну что же это все-таки за способ, который должен нас успокоить? — снова задала вопрос Вайолет.

— Вместо того чтобы спускаться вниз по этой бесконечной лестнице, мы съедем с нее по перилам! — сказал Джером. — Когда я это делаю, мне всегда становится легче, какие бы неприятности мне ни угрожали.

Нельзя сказать, что перспектива проделать путь вниз по перилам подняла дух Бодлеров и отвлекла их от мысли, что злобный негодяй затаился в доме, но прежде, чем они высказали это вслух, Джером уже направился к выходу из пентхауса.

— Живей, живей, Бодлеры! — позвал он их, и дети двинулись за ним через пять гостиных, кухню, девять спален и наконец выбрались на лестницу. Джером провел детей мимо двух лифтов на лестничную площадку и, широко улыбнувшись, уселся на перила. — Я первый! А вы посмотрите, как это делается. Будьте особенно осторожны на поворотах и, если разгон будет очень большой, затормозите ногами. Не бойтесь.