Дети прилива - Струан Мюррей Страница 9

Финн понимающе кивнул.

– Да, я уверен, ты найдёшь способ спасти его, Нелли, ты же такая умная. Я убеждён, что ты отыщешь способ вызволить мальчишку, посаженного под стражу в наиболее тщательно охраняемом здании Города.

– Он не останется там надолго. Если они решат казнить его, это будет прилюдно.

Финн звонко притопнул ногой по каменной мостовой.

– Что же, это превосходно. Ну, разумеется – ты сможешь запросто умыкнуть его прочь от беды на глазах у десяти тысяч зевак! Проще простого!

Увернувшись от гружённой влажно поблёскивающей макрелью повозки, которую тянули за собой два торговца рыбой, Элли снова ускорила шаг.

– Ты думаешь, они проявят милосердие? – спросил Финн. – Я что-то сомневаюсь. Они захотят показать всем и вся, как мучается Сосуд. Извини, Нелли, – наверняка тебе будет нелегко на это смотреть. Мне ужасно жаль. Думаешь, они поступят с ним, как с двадцать девятым Сосудом? Крючья и крысы? Или, может, окунут его в свиную кровь и выбросят на съедение акулам?

– Они его сожгут.

Финн вздохнул:

– Что ж, это определённо не самое плохое, что они могли бы сделать. Уже что-то. Может, не стоит из-за этого так огорчаться?

Элли проскользнула между высокими аристократами, кое-кто из них при этом недовольно сморщил нос. В верхнем Городе жили лишь самые богатые, и Элли, в её мокрой и рваной одежде, заляпанной краской и жиром, с исцарапанными и покрытыми синяками руками, выглядела здесь на редкость неуместно.

В эту минуту на рыночную площадь вылетела раскрасневшаяся женщина, шею которой и видно не было под рядами сияющего жемчуга.

– Они нашли оного! – закричала она. – Они нашли Сосуд!

Аристократы утратили всё своё самообладание. Один подбросил в воздух лисью шкуру, другой запел во весь голос. Элли вздрогнула и скользнула в безлюдный проулок, но Финн, посмеиваясь, рванул за ней.

– Право слово, – сказал он, задыхаясь, – можно подумать, ты пытаешься улизнуть от меня.

– Да, пытаюсь!

Элли вытянула из привязанного к ремню кошеля шар размером с каштан и с силой швырнула его между ними двумя. Раздалось шипение, и вверх поползло облако серого дыма, наполняя переулок резким и едким запахом.

Убегая по мостовой, Элли слышала возмущённые крики Финна:

– Думаешь, этот фокус со мной сработает, Элли? Думаешь, я тебя не смогу найти? Отлично, ОТЛИЧНО! Покинь меня снова, оставь меня совсем одного! Это у тебя хорошо получается. Но я скоро тебе понадоблюсь, вот увидишь!

Из дневника Клода Хестермейера

Я отступил назад, к стене. Я пытался заговорить, но слова не приходили.

– Клод, это я, – сказал Питер.

– Нет, – прошептал я. – Нет, не может быть. Питер умер. Он умер у меня на глазах.

– Да, я умер, – сказал Питер.

– Убирайся.

– Клод.

– Убирайся вон! – завопил я. – Чем бы ты ни был, УБИРАЙСЯ!

Я потянулся за первым, что подвернулось под руку, – это была чернильница. Я швырнул ею в Питера, но промазал. Чернильница будто просвистела навылет прямо сквозь него, забрызгав чернилами мои книги, мои полки, мои половицы. Но отчего-то на его крахмальной серой рубашке не было ни пятнышка.

Я смотрел на него в недоумении. Я привалился к письменному столу.

– Мне нужно… мне нужно отдохнуть. Мне уже мерещится непонятно что.

– Я настоящий, Клод, – сказал Питер. – Вполне настоящий. Подойди и позволь мне доказать тебе это.

Он протянул мне свою руку. Я заколебался, но потом взял её. Его рукопожатие было крепким и тёплым.

– Но как же чернильница? – спросил я.

– Это просто чернильница. – Он накрыл мою руку своей второй ладонью. – Мы связаны вместе, ты и я.

– Но… ты же иллюзия. Ты внутри моей головы. Ты не настоящий.

– Нет, я настоящий, и я внутри твоей головы, – сказал Питер. – Я сам вошёл туда.

– Ну, значит, выйди обратно! – вскричал я, выхватывая руку из его ладоней. Смотреть на него мне было невыносимо. Глаза у него были холодные и безразличные, тогда как глаза Питера были ласковые и сострадающие.

– И снова, боюсь, данное соглашение не позволяет подобного.

Я принялся шарить в своём столе в поисках бутылки, которую я держал в нём. Перед глазами у меня плыло.

– Не желаешь ли… не желаешь ли немного виски? – сказал я, садясь. – Или оно прольётся через тебя насквозь?

– Боюсь, я даже не смогу поднять стакан, – сказал Питер. – Если только ты не попросишь меня об этом.

Я спрятал лицо в ладонях. Моё сердце болезненно колотилось.

– Ты настоящий, но ты в моей голове. Ты в моём кабинете, но в реальности ты вовсе не здесь. Ты можешь передвигать предметы, но только если я прикажу тебе.

Питер кивнул.

– Ты знаешь, что это означает, верно?

Я знал. Я знал признаки лучше кого-либо – до того как настал этот роковой день, моя научная работа была посвящена изучению истории Врага.

Я пригубил виски и не сводил глаз с мужчины, который некогда был моим другом.

– Это значит, что я – Сосуд.

5
Мастерская Элли

Элли выросла в мастерской матери в зажиточном верхнем квартале Города. Когда ей было восемь лет, мать умерла, и Элли с братом перебралась в приют на Сиротской улице. Когда ей было десять, умер брат, и Элли перебралась в пустующую кузню напротив приюта, чтобы устроить в ней свою собственную мастерскую.

Это была идея Кастиона. Городу нужен был кто-то, кто мог бы продолжить дело Эллиной матери. Ханна Ланкастер была гением, и своими изобретениями она преобразила Город; ко времени её смерти Город полагался на её машины в отлове китов, сборе устриц, фильтрации морской воды и во многом другом. Элли мало что знала об изобретениях матери, и всё же она знала больше других, и Кастион сумел убедить Городской совет выплачивать ей небольшое содержание за то, чтобы она поддерживала аппараты в рабочем состоянии, а также создавала свои собственные изобретения. Первым творением Элли была небольшая ракета, приводившаяся в движение порохом; девочка с гордостью запустила её в мастерской в присутствии Кастиона и Анны, нацелив в открытое окно. Вторым изобретением Элли была поливочная система.

Мастерская находилась на одном уровне с улицей, на антресолях располагалась библиотека, а небольшая слесарная мастерская занимала подвальное помещение. Напоминая внутренность деятельного, но совершенно безалаберного ума, она ускользала от понимания и вызывала головокружение. Это была высокая комната неправильной формы, вдоль стен поднимались аж до самых стропил ряды полок. Пол и стены были обшиты деревом, но посетителю было простительно и не заметить этого, поскольку ни на стенах, ни на полу не было ни единого, ничем не заставленного или не завешанного пятачка. Несмотря на внушительные размеры мастерской, воздух был затхлый и спёртый, пахло сыростью, краской и старыми книгами. Мастерская скрипела и стонала под собственным весом.